Приданое для Царевны-лягушки. Нина Васина

Кошка на дороге под ногами – это одно, а охраняемый человек в гостинице – это совсем другое! Да если я начну палить из этой страшной штуковины, которую они держат в сумке, то могу ранить массу народа!

      – Мы что-нибудь придумаем. Вспомните, пожалуйста, гостиница точно в Ялте?

      – А вот не поручусь! Я не могу ничего толком вспомнить, потому что меня напоили. Прошу вас, снимите нас с самолета в аэропорту и арестуйте! У меня нет визы на Украину. Арестуйте хотя бы меня одного, раз уж вы решили не трогать моих племянников!

      – Платон Матвеевич. Мы сделаем так. В аэропорту вы сядете в машину...

      – В вашу машину? – перебил Платон.

      – Вы сядете в машину с племянниками, поедете к гостинице, в нужный момент возьмете предложенное оружие...

      – И сдамся первому же милиционеру?

      – Нет. Возьмете оружие. И когда вам покажут объект, выстрелите в воздух. Один раз. Запомнили?

      – Один раз, запомнили... – пробормотал Платон, еще не веря в услышанное. – Но как же?..

      Гудки в трубке.

      – Это невозможно, – подвел итог Платон. Прошел, шатаясь, в хвост самолета, внимательно осмотрев укрытых с головой пледами попутчиков. Потом раздвинул малиновые шторки и обнаружил за ними дремлющего на стульчике настоящего стюарда в белом и с бабочкой из того же малинового материала, что и шторы.

      – У вас есть ракия? – строго поинтересовался Платон.

      Стюард молча протянул плоскую бутылочку коньяка. Осмотревшись и не обнаружив ничего, куда можно было бы налить коньяк, Платон поделил его на глотки из горлышка.

      На шестом глотке он добрел до кресла рядом с Федей и с облегчением привалился к его плечу своим.

      Дорога к Ялте сияла солнцем и прозрачным обжигающим небом. Платон пришел в себя на шоссе. Он лежал на заднем сиденье довольно большого автомобиля, братья сидели впереди, вел Федор. Судя по количеству децибел, которые долбили по мозгам из невидимых колонок, спрашивать о чем-то племянников было бессмысленно, Платон осторожно сел и стал смотреть в окно, отслеживая все попадающиеся на пути рекламные стенды и дорожные указатели.

      – «На Харькив», – удрученно прочитал он вслух. – Что происходит?..

      Осторожно ощупав голову, Платон убедился, что она не раздулась в несколько раз, как ему показалось, когда он сел, и из ушей ничего не свисает.

      Братья заметили, что Платон проснулся, и выключили музыку. Платон удивился: стало очень тихо, и звук вылетающих из-под колес камушков резал по мозгам скрежетом куда более неприятным, чем только что громкие ударные.

      – Тони, – повернулся к нему Веня, – ты чем охлупляешься?

      – Охлупляюсь?.. Ну, чем я могу охлупляться, дайте подумать... Сдаюсь.

      Что-то неприятно давило в левую ягодицу. Повозившись, Платон вытащил из-под себя пустую плоскую бутылку из-под коньяка и обнаружил, что брюки и сиденье мокрые.

      – Я разлил коньяк, какая жалость! – понюхал бутылку Платон.

      – Нет, Тони, до этого не дошло. Не огорчайся так. Коньяк ты весь выпил, а штаны просто обоссал, – утешил его Федор.

      – Как?.. Что?.. – обомлел Платон.

      –