Приданое для Царевны-лягушки. Нина Васина

улыбаясь, поинтересовался Веня.

      – Перестреляли всех птиц в округе, – вздохнул Платон. – Но не все так грустно. Я думаю, вы до сих пор помните греческий.

      – Чего? – нахмурился Федор.

      – Я сказал, что ты немного знаешь греческий. Как будет «крепыш»?

      Федор смотрел, не понимая. Веня толкнул его локтем.

      – Эсфен, – сказал он. – А Карпалим – это стремительный.

      – Колбасорез и Сосискокромс смешнее! – перебил его Федя.

      – А Подлив, Брюквожуй, Сардин-Гарнир? – заходился хохотом Веня.

      – А Гимнаст – это тоже из этой книжки? – поинтересовался сквозь смех Федор.

      – Да, он сопровождал Пантагрюэля в плавании и в сражениях, – кивнул Платон, чувствуя, что больше всего ему хочется, чтобы братья стали малышами и он, как когда-то, посадил бы племянников к себе на колени и хотя бы на несколько минут завладел их воображением до открытых от изумления ртов, до рабского обожания в глазах.

      – И меч Гимнаста в книжке назывался «Поцелуй-меня-в-зад»? – Веня не мог унять нервический хохот. – Я думал, что отец издевается, когда показывал на Гимнаста в саду и спрашивал: «Где твой меч, Гимнаст? Где твой „Поцелуй-меня-в-зад“? Ты поменял его на грабли?»

      Платон застыл, утопив сердце в печали воспоминаний. Почему-то никогда не приходило в голову, что его садовник Гимнаст называется так не только оттого, что в юности был известным гимнастом, а как оказалось, Богуслав из-за книги о толстяках так назвал подобранного им калеку, выброшенного из спорта! Он надеялся на пожизненную собачью преданность хромого калеки, но Гимнаст попросился приживальщиком к Платону в Ленинград, когда братья рассорились.

      «Неблагодарная свинья! – кипятился тогда Богуслав. – Я подобрал его, запойного, на улице, и что получается? Отожрался, отоспался – и бежать от меня? Никогда больше не поверю тощим!»

      – Точно, – кивнул Платон, чувствуя, что сейчас расплачется. – Он... Богуслав всегда доверял толстякам больше...

      – Ну да, а вообще толстяки появились на свет оттого, что Каин убил Авеля, так? – ехидно поинтересовался Федор.

      – При чем здесь Каин и Авель? – опешил Платон.

      – Это все из-за кизила, – объяснил Вениамин. – В той книжке написано, что после братоубийства случился необыкновенный урожай кизила, отец так говорил, и все, кто мог, обожрались этой ягоды и распухли в разных местах. А кто распух равномерно, от того и родились потом великаны.

      – Хурали родил Немврода, – кивнул Федя. – А Немврод родил Атласа, подпиравшего плечами небо, чтобы оно не упало, – подхватил Платон и добавил: – Видите, и от больших толстяков бывает прок.

      – Анкл, – осторожно поинтересовался Вениамин. – У тебя что, с отцом была одна книга на двоих?

      – Нет, – сказал Платон, справившись наконец с комком в горле, – я прочел эту книгу не очень давно и, скажу вам честно, с годами мне все больше кажется, что одной такой книги некоторым людям вполне достаточно для осознания сущности жизни.

      – А мы на тему осознания жизни, – сказал Веня, – как