Смерть и прочие хэппи-энды. Мелани Кантор

я. Отпускаю ее руку и беру свой бокал, потому что хочу как-то разрядить атмосферу неловкости.

      – Тебе нужно узнать второе мнение, – решительно произносит она, выпрямившись, словно готовясь к схватке. – Нам надо найти лучшего специалиста по крови в стране. В мире!

      – Признаться, я бы так и сделала, но доктор Маккензи тщательно изучил этот вопрос. Это невероятно редкое заболевание. И если нужны какие-то доказательства его правоты, то моя мать называла его нашим «золотым самородком», лучшим диагностом, которого только можно найти, и в ее словах не было резона сомневаться. К тому же я не уверена, что на это есть время.

      Оливия хмурится:

      – Конечно, есть. О каком сроке мы говорим? Это вообще обсуждалось?

      – Это какие-то месяцы, Лив. Три. В лучшем случае.

      Она зажимает рот рукой:

      – Нет! Серьезно? Считая с этого дня?

      – С этого дня. Ну… я чувствовала усталость.

      Ее лоб перерезает морщина. Оливия поджимает губы:

      – Дженнифер?

      – Да?

      – Ты плакала?

      Я указываю на синяки под моими глазами:

      – Все выходные. Думаю, я выплакала все, что можно. Я переплакала.

      – Почему ты не позвонила мне? Почему плакала в одиночку?

      Я пожимаю плечами:

      – Не знаю. Я как будто застыла в своей панике. Ты думаешь, что сделаешь это – протянешь руку своей лучшей подруге, возьмешь телефон… Но ты не делаешь. По крайней мере, я не сделала. Не смогла.

      Оливия наконец не выдерживает и сама издает мучительный всхлип:

      – Мне так жаль… Так невероятно жаль… Ох, Дженнифер. Что я буду делать без тебя? Я не должна плакать, ведь ты такая смелая и…

      – Лив? – Ее имя срывается с моих губ сдавленным шепотом. – Я сказала, что уже вдоволь наплакалась…

      Она бросает на меня вопросительный взгляд из-под мокрых ресниц.

      – Так вот, я соврала. Обними меня, пожалуйста!

      Она молча кивает, придвигается, распахивает объятия и притягивает меня к себе.

      Наконец-то я окутана любовью и могу не сдерживаться.

      Мы плачем вместе: я – в ее надушенную шею, она – в мои спутанные волосы, вздрагивая в унисон.

      – Жизнь так несправедлива, – шепчет она. – Я не собираюсь тебя терять! Я просто не позволю этому случиться!

      – И я люблю тебя за это, Лив, – отзываюсь я, глядя в ее заплаканные глаза. – Но давай примем все как есть, в мире нет таких вещей, как справедливость и несправедливость. Смерть неразборчива. Мои родители были хорошими людьми, которые умирали мучительно и долго. Моя смерть по крайней мере будет быстрой.

      – О, Дженнифер! Это ужасно. Ты не можешь так говорить! Не можешь так легко к этому относиться.

      – Нет, нет. Это не то, что я имею в виду. Это не вопрос легкого отношения. Поверь мне, я долго и напряженно думала об этом. Лечение возможно, но доктор Маккензи сказал, что это не лекарство. Это просто отсрочит неизбежное… Ради чего? Чтобы оставаться больной подольше? Получить еще несколько месяцев паршивого самочувствия? Нет, я пойду другой дорогой. Лучше я буду больше наслаждаться тем коротким временем, что мне осталось.

      – Конечно,