Синдбад. Леонид Резников

все еще опасался.

      – Ваш? – спросил Синдбад.

      – Мой, – кивнул Сорви-голова, поглаживая все еще болевшую челюсть, на которой сквозь ухоженную короткую бороду явственно проступал огромный синяк. – Препротивнейшее, смею заметить, создание, мда. Тащит все, что не так лежит. Выменял в одном порту у пьяницы на свою голову. Я, видишь ли, капитан на «Золотой стреле», – он указал сухим пальцем на обшарпанный бриг, стоявший на приколе у самого края пристани.

      – Голову. Дур-рак! – встрепенулся попугай. – Стр-рела в задницу!

      – Вот именно, – согласился с ним Сорви-голова. – А чем занимаешься ты, мой драгоценный Синдбад?

      – С сегодняшнего дня – ничем, – честно признался тот.

      Мужчина почему-то располагал к откровениям, чего Синдбад никогда и ни с кем себе не позволял. Жаловаться кому-либо на тяжелую судьбину было против его правил, тем более, от этого выходил один вред: по-настоящему сочувствующих в его жизни попадались единицы. Остальные только и знали, что позубоскалить на этот счет с друзьями или знакомыми, нажиться на этом или подложить огромную вонючую хрюкающую свинью своему ближнему. Ведь, как известно, нет ничего радостнее и слаще, чем видеть, как кто-то мучается с подложенной тобой свиньей.

      – О! – глаза Сорви-головы округлились. – Прискорбно. Но мы об этом еще поговорим с тобой, – он панибратски хлопнул широкой заскорузлой ладонью Синдбада меж лопаток, отчего тот чуть не улетел в придорожный арык. – Но давай все же для начала перекусим. Я тут знаю одно местечко, где подают отличную араку и сало. И, разумеется, все остальное, конечно.

      – Сало! Араку! – воскликнул Синдбад, сбиваясь с шага.

      Некоторые из прохожих обернулись к нему, прислушиваясь, не показалось ли им.

      – Не кричи так! – зашипел на него Сорви-голова. – Здесь полным-полно ушей. Ну, сало, ну, арака – что тут такого?

      – Но ведь Коран запрещает…

      – А разве Коран разрешает преумножение богатств, которыми больны все поголовно? Или продажных судей? Или сварливых жен? – выкрутился Сорви-голова. – К тому же, мы по чуть-чуть, – показал он Синдбаду сведенные большой и указательный пальцы, – и будем при этом морщиться. А сало… Знаешь ли, сколько народов – столько и обычаев. К примеру, есть дивная страна, в которой корова – священное животное, а баранов там вовсе нет. И что же прикажешь делать? Приходилось есть свинину!

      – Вы бы и сами, дядя, того, потише, – предостерег его Синдбад. – А то на нас уже косятся.

      – Да-да, ты прав, мой юный друг! Идем же, скорее! Я уже изрядно истосковался по нормальной пище. Кстати, послушай вот это:

      «Доколе будешь нас корить, ханжа ты скверный,

      За то, что к кабаку горим любовью верной?

      Нас радует вино и милая, а ты

      Опутан четками и ложью лицемерной».

      Или вот еще:

      «Запрет вина – закон, считающийся с тем,

      Кем пьётся, и когда, и много ли, и с кем.

      Когда соблюдены все эти оговорки,

      Пить – признак мудрости, а не порок совсем».

      – Омар