По избранным мотивам всевременные стихи. Авторизованные переводы эпохи Тан. Юрий Бевзюк

текут»

      Неплохой перевод, в отличие многих других, но не вполне соответствует громадному смыслу, – своим, надеюсь, добился соответствия (только не понимаю сам вполне значение архаичного слова «дебелый» – его помню из «Тараса Бульбы» Гоголя: в сцене битвы козаков с поляками, Гоголь почти речитативом перечисляет сраженных козаков, и в том числе «… дебелый был козак Григорий Нечипоренко…», в смысле не только достойный (кое понятие включает значение и не совсем приятное, – с достоянием, то есть богатый), но еще и сильный, храбрый, закаленный ветеран схваток с поляками, – в моем переводе в размер вмещается вполне и понятие «достойных» (мужей), – но «дебелых» шире по значению и по необходимости достаточно архаично: пришла пора вспоминать и вдохновляться достойными деяниями предков…

      В числе которых, несомненно самые великие те, которые отстоят от нас не далее столетия… Я положил его одним из эпиграфов к будущей о революции поэме (не сочинилась до сих пор, не нашло, отвлекаемое настоящими грандиозными переменами, да и преклонных годов наступлением необходимое вдохновение (и надобен хоть малый успех), – но вразбивку уже есть во многих местах моей поздней и уже четырехлетней поэзии, – выпущу вот общий сборник избранных стихов (но прежде этот сборник), взвесится в памяти всё, историософски-поэтически переработанное за эти четыре года, – и, позволит возраст, таки сочинится эта «Поэма о Ленине» —долг мой перед жизнью последний: до этого нельзя мне умереть)…

      ЧЭНЬ ЦЗЫАН (661 – 702)

      Край родной мой далеко,

      за долиною великой, за большой рекой

      Солнце садится, иду один

      с границы дальней от варваров диких

      где ветер резкий в клочья рвет туман,

      где лес дремучий на крутых горах

      Мне сердце гложет черная тоска,

      кричат в ночи прежалобно макаки

      ЛО БИНЬВАН (640 – 684?)

      Следующее стихотворение знаменито, и знал его в переводе еще Ломоносова

      «Когда я в осеннее утро,

      узник с далекого юга,

      слушаю пенье цикады, —

      думы меня терзают.

      Цикада, скажи, зачем ты

      ко мне под окно прилетела!

      Зачем ты напевом грустным

      тревожишь меня, седого?

      Роса твои крылья смочила,

      они тяжелы для полета,

      и сильный пронзительный ветер

      твой голос легко заглушает.

      Никто в этом мире грязном

      в твою чистоту не поверит,

      хоть ты и поешь свои песни

      от самого чистого сердца»,

      известно мне с молодости, и вот в старости дерзаю состязаться:

      Узник с отрадного юга,

      в это осеннее утро

      слышу я скрип цикады —

      мрачные мысли меня глодают

      Зачем ты, цикада, сюда,

      к темнице моей подлетела?

      Зачем ты печальным пеньем

      тревожишь прошедшего тени?

      В росе твои крылья легкие

      пока не способны к полету,

      и твой голосок едва слышен

      при ветра пустынного свисте…

      Поешь ты совсем не хитро, —

      просохнет