Отпуск. Андрей Красильников

далеко за примерами ходить не надо. О любовницах царей вспоминают с почитанием и придыханием. Имя Анны Монс окружено ореолом романтики. Историки ищут её домик, рестораторы называют в её честь свои заведения. Даже Натали Гончарову возвышает в глазах невежественного мещанства не то, что она была музой величайшего из русских, а то, что на неё положил глаз государь. Что уж говорить о Катеньке Долгоруковой, обманывавшей умирающую императрицу прямо в Зимнем дворце. Умница, красавица, душенька, ангел небесный! Матильду Кшесинскую поставил в один ряд с великой Анной Павловой отнюдь не талант танцовщицы (способности были весьма скромны), а блуд с двумя царевичами сразу, один из которых стал впоследствии императором.

      Напротив, великий государственный ум князя Василия Голицына, передовой даже для тогдашней Европы, напрочь перечёркнут его любовной связью с правительницей Софьей. Почти все реформы содрал Пётр у невенчанного мужа сестры и его же сослал в северную глушь, лишив не только прижизненных, но и посмертных почестей. А фельдмаршал Потёмкин? Все его успехи приписаны Суворову, имевшему осторожность не засветиться в державной опочивальне. И уж полным кретином остался в обывательском сознании другой фельдмаршал – Алексей Разумовский, морганатический супруг бедняжки Елизаветы, которая не могла выйти замуж в другую страну, а увлечь иноземного принца не сумела: полюбила лихого малоросса, чем открыла дорогу к российскому престолу голштейн-готторнской династии прямых потомков герцога Карла Фридриха. Ещё меньше повезло Бирону.

      Несть числа таким примерам.

      Вот и Александр Дмитриевич Ланской, его полный тёзка и однофамилец, из того же ряда.

      Июльский зной заставлял невольно думать о тяготах светской жизни эпохи классицизма, когда солнце вряд ли палило слабее, но ни дамы ни кавалеры и помыслить не смели даже в укромном уголке собственного сада подставить светилу хотя бы маленькую толику белёсой плоти. Да и спать ложились в рубашках до пят и колпаках на голове. Каким же раскрепощением должна была казаться греховная интрижка, хоть со старухой! Не тяга ли к избавлению от тиранящих тело одежд толкала в их объятия? Куда угодно, лишь бы сбросить последние покровы! Вот почему сильна в русском народе любовь к баням, месту, где можно прилюдно щеголять в чём мать родила.

      Ланской понимал, что лишь малая толика рассуждений о наготе войдёт затем в повесть о целомудренных временах Екатерины, возможно, одна только мысль, часть фразы, причастный или деепричастный оборот, но прежде чем положить её на бумагу, надо прочувствовать тему, пропустить через капилляры сознания тактильные ощущения, смоделировать гипотетические ситуации. И это тоже работа, а для неё годится и шезлонг в саду.

      Вот только никак не втолкуешь этого Наташе. Наташа – настоящая соратница, верная подруга, терпеливая жена, замечательная хозяйка, но не дано ей понять тонкостей таинства, являющего на свет чудо из чудес: новое, оригинальное, неповторимое даже