Вторая попытка. Владимир Хачатуров

что про Чернышевского и Обломова точно будет…

      – Почему тебе, свет очей моих, так кажется? – живо переспросил Гранта.

      – Потому что Обломова я толком не прочла…

      – Тьма сердца моего, – добавил Брамфатуров от себя, но как бы от Карины в плане ответного комплимента.

      – Почему «тьма»? – не понял Грант.

      – Потому что темнота – лучший друг молодежи. А там, где молодежь, там обязательно любовь, которая успешно обходится светом своих очей, не прибегая к помощи других осветительных приборов…

      – Кроме свечки, – внес поправку Витя, на что отдельные личности сочли своим долгом отреагировать сытым смехом.

      – Обязательно все надо опошлить! – одернула пошляков строгая Лариса.

      – Кстати, о пошлости, Брамфатуров, – подала голос Тамара Огородникова. – Как тебе наша новенькая?

      – Никак. Спроси об этом у Бори Татунца.

      – По-моему, он в нее влюбился, – поделилась своими наблюдениями Асмик. – А ей явно нравишься ты…

      – Полагаю, не ей одной, – самодовольно улыбнулся Брамфатуров и вдруг, без предупреждения, продолжил тему поэтическим языком, прибегнув к услугам великого Гете:

      Freudvoll

      und leidvoll,

      gedankenvoll sein,

      Langen

      und bangen

      in schwebender Pein,

      Himmelhoch jauchzend

      zum Tode betrübt,

      Glücklich allein

      ist die Seele die liebt.[48]

      Две десятиклассницы, сидевшие поодаль, заслышав немецкую речь, прекратили оживленную болтовню и уставились на чтеца. Реакция, обличающая в них учениц класса «б», поскольку все классы под этой маркировкой проходили, в отличие от прочих, не язык будущего потенциального противника, а язык бывшего, уже однажды побежденного…

      – Переведи, – потребовали девятиклассницы.

      – Не надо, Вов, все и так понятно: ча-ра-ра, – чуть не подавился сосиской Чудик от поэтических перспектив.

      – Пожалуйста! – присоединились к девятиклассницам девушки из выпускного класса.

      – Bitte, meine Freundine[49]:

      La race en amours ne sert rien,

      Ne beauté, grace, ne maintien;

      Sans honneur la Muse gist morte;

      Les amoureuses du jourd’huy

      En se vendant aiment celuy

      Qui le plus d’argent leur apporte.[50]

      – Вова, ты несносен! Мы на русский просили, а не на французский!

      – Да? – удивился несносный. – Что ж вы сразу не сказали. S’il vous plaît, mademoiselles, s’il vous plaît[51]. Вот вам точный перевод:

      Словно солнце, горит, не сгорая, любовь,

      Словно птица небесного рая – любовь.

      Но еще не любовь – соловьиные стоны,

      Не стонать, от любви умирая, – любовь![52]

      – Это с французского или с немецкого? – уставились в недоумении на чтеца десятиклассницы.

      – С фарси, – сказал чтец.

      – Опять ты со своими стихами, Брамфатуров! – возроптал Ерем.

      – К сожалению, Ерем, это не мои стихи, как впрочем, и вот эти, словно с тебя, Никополян, списанные, о тебе, Хореныч, сказанные:

      Дитя печали, гнева и гордыни,

      С тысячелетней

48Радостьи горе,волнение дум,сладостной мукойвстревоженный ум,трепет восторга,грусть тяжкая вновь,счастлив лишь тот,кем владеет любовь.(Пер. А.К. Толстого).

49

Пожалуйста, подруги (нем.).

50Ни ум, ни сердце, ни душаВ любви не стоят ни гроша.Как сохнет без похвал Камена,Так все красотки наших дней:Люби, страдай, как хочешь млей,Но денег дай ей непременно.(Пьер де Ронсар в переводе В. Левика.).

51

Пожалуйста, барышни, пожалуйста (фр.).

52

Омар Хайям в переводе Г. Плисецкого.