Волчий Сват. Евгений Кулькин

Сват?

      – А потому что на зимнего Николу родились, – ответствовал Клюха.

      – Я не знаю, когда означенный тобой Никола бывает, а мой день рождения в мае. И назвали меня Колькой в честь деда. Отчество у него было, по теперешним понятиям, занятное – Амифилохиевич.

      Он чуть приобнял Клюху и вместе с ним направился в дом, на ходу раскуривая сигарету.

      – А на охоту курямши не ходют! – предостерег Клюха. И Верятин, с видом послушного поспешания, загасил сигарету, и произнес:

      – Значит, ты комендант по части охотничьего порядка?

      – Да нет! – махнул рукой Клюха. – У нас комендантствует папанька. Но он вас забоялся.

      Верятин расхохотался. Подхихикнули ему Охлобыстин и Бугураев.

      – А ты, тезка, – Николай Митрофаныч потрепал Клюху по щеке, – начальства не боишься?

      – Не! – сказал он.

      – А почему? – подотошничал Верятин.

      – Потому что должности никакой не имею. А говорят, нету должности, нету дрожлости.

      Николай Митрофаныч снова – вскидку – расхохотался.

      Правда, он уж так дюже-то бы не восхищался ответами Клюхи, ежели бы знал, что тот шпарил по деду Протасу. Любил он слушать, как старик «рифмостригом», как сам говорит, вводит начальство во злобу и в позор.

      – А пожалковал бы ты, – снова начал Верятин, применив явно не городское слово, – ежели бы тебя, скажем, из школы исключили?

      – Конечно, – солидно ответил Клюха. – Без образования ноне делать нечего. Вон папанька чего языком к оглоблям прилип. А потому что в школу две зимы ходил. Раньше-то с декабря начинали учиться. Пока все гуменные работы не саккуратят.

      – Ну что ж, – заключил Верятин, – судя по всему, ты далеко пойдешь.

      – Еж-жели ми-милиция не-не остано-вит! – распевно взъехидничал Гараська, видимо, обидевшийся, что Клюха – так запросто – ради красного словца – не пожалел и отца.

      Но все кругом улыбались, и это давало Клюхе понять, что все его слова – в кон. В этом он убедился и тогда, когда они вошли в дом, и Колька, полуахнув, увидел стол, который буквально ломился от еды, и было нырнул в свой закуток, из которого обычно наблюдал за пиршеством взрослых. Но Николай Митрофаныч выделил его глазом и подманил к себе.

      – Чего же ты, – укорил, – именинник, а сдаешь позиции? Нынче ты должен править балом.

      Клюха уселся рядом с Верятиным и пожалел, что оказался за столом неумойкой и что вихры у него на голове наверняка переживают «хаос гибели Помпеи», как говаривает о его непричесанности Зоя Прокоповна. И Колька, как он считал, незаметно для всех и прочих, кто сидел рядом, начал смоченным в слюне пальцем обихаживать уголки глаз, а потом – таким же способом – прошелся и по голове.

      – Ты чего-то, как кот умываешься, – неожиданно произнес Николай Митрофаныч, который, казалось, был увлечен каким-то взрослым разговором и на него не обращал внимания.

      – Это, – соврал Клюха, – так надо себя приаккурачивать, когда на охоту чалишь.

      Отец, – а он – на прилепках –