Волчий Сват. Евгений Кулькин

стороны ноги.

      – Может, дальше уйдем? – мятым голосом произнес Перфишка.

      – Эх ты, хлёбаль! – все так же грубовато проговорила Фаина. – Ты еще задницу спрячь, чтобы оса не ужалила.

      Будь Яков Фомич попрытче, он бы застал их на самом интересном месте. А то, что так зовется это место, Клюха уже знал. Еще в прошлом году видел он, как приехавший к ним на побывную прилучку какой-то многоюродный его брат-морячок распял под кустом калины немую девку Вареху, которую до этого, ходила молва, потыкивал сам лесничий Пантелеймон Филантьевич Когочкин, за что был прилюдно страмочен женой, неизвестно как вынюхавшей грехопадение своего супруга. Вареха же, когда ей с помощью жестов бабы попытались учинить допрос, показала им долокотную мужскую дразнилку, отчего они, плюясь, тут же отлипли. Когда же она, вослед им, стала еще что-то демонстрировать, а случившийся рядом учитель Павел Локтионыч попытался уточнить, показывает ли она, что в пруду, на берегу которого их застали, воды по колено, то неожиданно нарвался на перевод деда Протаса.

      – Это она говорит, – произнес он, – что у Когочкина хрен ниже колен.

      Нынешний интерес был у Клюхи уже взрослее прошлолетошнего. Потому – одновременно – Колька желал в деталях досмотреть, как это все между женщиной и мужчиной происходит, хотя скачковатые ерзанья Перфишки не сочетались с бревновым лежанием Фаины, тем более что ее слоново-толстые ноги, кажется, не располагали к бездумно-безудержанной похотной гонке; с другой же стороны, Клюха все же страсть как хотел, чтобы этих двоих застал за срамной утехой Яков Фомич, который все еще бродил по лесу, метя голосом то одну уремность, то другую. И все «Кларал», словно каркал. А потом и «Фаинить» начал. Но ни на какое из этих имен не получал отклика.

      И вдруг Клюха злорадно заметил, что Фаина с Перфишкой, который неожиданно поймал менее трусливый ритм, доерзались до муравейника и теперь тетка – задницей – давила этих зловредцев. А они наверняка кусали ее своими железными челюстями.

      Кстати, Клюха почему-то изо всех тварей, которые обретались в лесу, страсть как не любил муравьев, может, все же оттого, что отец часто ставил их в пример. «Вон, гляди, – говорил, – сам с комариный чох, а несет в десять раз больше, чем весит. А ты во какой выдолдился, но и соломинка тебе важкá».

      Вот сквозь какие дебри воспоминаний пришлось продраться Клюхе из-за простой заички Вычужанина, потому как после неверности тетки Фаины своему, пусть и не очень-то чтимому им самим мужу, Колька стал болезненно подозрительным. Ему казалось, что все женщины, которые его окружают, «блуданутые» на почве неумеренного желания найти приключений. Именно поэтому, считал он, Вареха подлегла под Когочкина, за что его, как он ни упирался, перевели в другое лесничество, а сюда прислали Дениса Власича Вычужанина. Ничем иным не объясняет Колька и поступок Фаины. Чего она, собственно, нашла в этом прыщавом недоноске? Ан нет, захотелось, как от кого-то он слышал, «свежака, да чтоб был у него поболе, чем у ишака». Правда, ей все