Королевство слепых. Луиза Пенни

тоже видела точку невозврата. Вот она. На горизонте. Приближается. Быстро.

      Щелчки прекратились. Она была настороже. Животное, которое, пожив с более мелкими существами, вдруг обнаружило мир гигантов. Выяснило вдруг, что оно мельче, чем думало. Более уязвимо, чем полагало. Больше подвергается опасностям, чем оно считало возможным. Существо, ищущее выхода, а находящее только обрыв.

      – Это лежало в вашей комнате, под вашим матрасом, – сказал коммандер.

      – Вы обыскивали мою комнату?

      Она говорила с негодованием, и Гамаш чуть ли не восхищался ее реакцией.

      Почти.

      – Это не какая-то безобидная вещь, правильно, кадет Шоке? – Коммандер опустил пакетик на стол. – Это наркотик. Количество, достаточное для продажи.

      – Это не мое. Я понятия не имею, откуда оно взялось. Да и как мне могла в голову прийти такая глупость – приносить эту чуму в академию. Я бы нашла место получше. Может, в чьей-нибудь комнате.

      – Вы хотите сказать, что кто-то подложил вам наркотик? – спросил Гамаш.

      Она пожала плечами.

      – Намеренно? – настаивал он. – Кто-то пытался подставить вас? Или просто тоже не хотел держать у себя в комнате?

      – Это уж вы сами решайте. Я знаю одно: это не мое.

      – С пакетика сняли отпечатки пальцев…

      – Умно.

      Коммандер уставился на нее. Гамаш знал, что у Амелии есть способность забираться в кишки других, хотя зачем ей туда хотелось – один бог знает.

      – …и скоро у нас будут результаты. Где вы это взяли?

      – Это. Не. Мое.

      Пощелкивание возобновилось. Теперь оно звучало как «так-так-так» и имело целью вызвать раздражение.

      Гамаш видел, что коммандер борется с желанием броситься через стол и вцепиться в ее горло.

      И кадет Шоке не делала ничего, чтобы спасти себя. Напротив. Она дразнила их. Самоуверенная, нахальная, почти наверняка лицемерная, она просто настаивала на своей виновности. И хуже.

      Невиновный кадет в случае обнаружения у него опаснейшего наркотика заявлял бы о своей невиновности и пытался сотрудничать, чтобы найти виноватого.

      Виновный кадет почти наверняка по крайней мере делал бы вид, что занимается тем же.

      Ничего этого она не делала.

      Из уязвимого существа, загнанного и испуганного, она превратилась в агрессора, отбрехивающегося нелепой и очевидной ложью.

      Амелия Шоке была старшим кадетом. Она выросла в естественного лидера, а не в громилу, как опасался Гамаш.

      Она соображала быстро, была настороже. Стала человеком, которому другие пытались инстинктивно подражать.

      А оттого кадет Шоке, как продавец наркотиков, становилась еще опаснее. Что с ее бэкграундом не было таким уж невероятным.

      Подавшись к ней поближе, он увидел татуировки на ее запястьях и предплечьях: рукава своей формы она закатала до локтей. Потом его проницательный взгляд переместился на ее лицо, и он увидел что-то еще. Что-то такое, что могло объяснить ее необдуманные действия, саморазрушительное, переменчивое поведение во время этого разговора.

      Реагировала