Снег идет в сердце моем. Сергей Васильев

жена не глядит на Луну.

      Трудно спорить с испорченным веком:

      Человек быть устал человеком,

      И Отчизна у бесов в плену.

      Вслед им сыплются злые укоры,

      А они поднимаются в горы,

      Где огонь изначальный и лед.

      Забывая о жизни парадной,

      Я сижу под лозой виноградной

      И старательно целю их влет.

2

      Звезды, раздавленные под ногами,

      Люди, задавленные сапогами

      Правящих монстров, – и всюду бес,

      Неотвратимый, словно ликбез.

      Бесы, тешащиеся пирушкой,

      Бесы, заигрывающие с побирушкой,

      Лики Господа для них легки —

      Но не у страха глаза велики!

      Я отчаянно переплываю реку,

      Пусть не завидуют имяреку,

      Пусть не радуются – я не лгу! —

      Знали б, что ждет их на том берегу!

3

      Одежда бесов многим к лицу —

      И праведнику, и подлецу.

      Но слава Аллаху, я гол как сокол,

      Чтоб заслужить осиновый кол.

      Лучше уж праздно считать ворон,

      Чем видеть бесов со всех сторон.

      Лучше уж в нищете сгореть,

      Чем видеть бесов присно и впредь.

      Я знаю, что жизнь их – напрасный труд,

      Что все они однажды умрут —

      Одни – сегодня, другие – вчера,

      Последние лишь доживут до утра.

      Маленький сирота на площади большого города

      Он еще помнит

      Про маленький свой аул.

      Он тянет руку к прохожим:

      А вдруг заметят,

      Ему-то всего и надо —

      Кусок хлеба.

      Он тянет руку так,

      Как будто карабкается

      На вершину горы

      И пытается найти уступок,

      На который можно было бы

      Поставить ногу,

      Чтобы сделать еще один шаг

      К небесам.

      Дома его не ждут —

      Дома и нету,

      И матери нет,

      И отца,

      И даже Отчизны —

      Все в одночасье

      Как-то рухнуло разом,

      А как плачет сердце

      В жизни без солнца,

      Каждый дурак, наверное, знает.

      Он пытается что-то напевать

      Под палящим солнцем —

      Нищий и босоногий,

      Как сама правда.

      Жизнь,

      Опоясав ему саваном шею,

      Катится мимо,

      А ему лишь всего и надо —

      Хлеба кусок

      Да щепоть негромкого счастья,

      Да чтоб было небо

      И чтобы была мама.

      Но никто бедолагу

      И знать не хочет.

      И только другой сирота,

      Городской и сытый,

      Вытаскивает из кармана

      Заплесневевшую булку

      И спрашивает грубо:

      – Будешь?

      – Буду, —

      Отвечает тот

      С жуткой и нежной улыбкой.

      И слезы текут

      Из непривычных к неправде

      Глаз маленького аула,

      И слезы текут

      Из ко всему привычных глаз

      Большого города.