Счастья и расплаты (сборник). Евгений Евтушенко

не гонясь, как иные, за платою,

      Соня стихи возвращала заплаканными.

      Сентиментальные наши писатели

      ринулись в Сонечкины спасатели,

      передавая стихи и повести

      для очищения собственной совести.

      Был я той самой

                придуманной Сонечкой,

      став на беду машинисткой-бессонечкой.

      Чтоб горе-рифмы бумагу не пачкали,

      я исправлял их чуть-чуть ее пальчиками.

      Если какой-нибудь грубый эпитет

      слово стоящее рядом обидит,

      я заменял,

                становился преступником,

      но незамеченным и непристукнутым,

      ибо коллеги мои в беспечальи

      этих поправочек не замечали.

      Я им про Соню сказки рассказывал,

      я пару строчек

                слюной чуть размазывал,

      чтобы творцы этих виршей и прозы

      думали, что это Сонечки слезы.

      Я говорил:

                «Соне очень понравилось!» —

      и содержанье карманов поправилось.

      Разоблачений боялся,

                а там уж

      Соне помог я родить,

                выдал замуж.

      Ну а сегодня грущу потихонечку:

      «Где мне найти для меня

                мою Сонечку?!»

11 декабря 2011

      «Что, неучи бессмысленных страданий…»

      Что, неучи бессмысленных страданий,

      забыли мир барачный, магаданий,

      как, раскрестьянив миллионы ртов,

      их гнали в ссылки и пускали по миру,

      и чтоб от счастья в СССР не померли,

      им в руки не давали паспортов?

      Нам стоят слишком дорого тираны.

      Но пусть дороже стоит жизнь детей.

      Кто остановит сразу все терроры?

      Кто сразу всех спасет от всех смертей?!

2012

      Я сделался «любимцем Сталина»

      Я сделался «любимцем Сталина»

      лет девятнадцати, когда

      шушукалась об этом сдавленно

      вся цэдээльская среда.

      Литературные все лисоньки,

      критическая волчарня,

      теперь меня почти облизывали,

      за хулиганство не черня.

      В рубашке с украинской вышивкой,

      плюя на этот лисий труд,

      уже давно из школы вышибленный,

      был принят я в Литинститут.

      И при всеобщем опасательстве,

      хотя я был так пацанист,

      мне выдан был билет писательский

      от страху недооценить.

      А как все это получилось-то?

      Я в ССП,

                еще никто,

      речь двинул перед палачищами,

      не сняв дырявого пальто.

      Любя глазами все, что движется,

      я, изучив борьбы азы,

      пришел на обсужденье книжицы

      с названием «После грозы».

      Но автор из гробокопателей

      и враг поэзии любой

      был прозван «автоматчик партии»,

      и кем вы думали? Собой.

      Разоблачая, был как в мыле он,

      пот лил с него аж в пять ручьев.

      Да кто же был он по фамилии?

      Сейчас забытый Грибачев.

      И я