Негритенок на острове Шархёрн. Ганс Ляйп

дно, над которым висели круглые медузы, словно стеклянные выпуклые оладьи, и маленькие крабы, как большие пауки на прогулке. Ветер поднимал в русле маленькие волны, которые формировали рельеф дна. И там, где ватты обсыхали, мы перебирались через такие застывшие волны. Вдали поднималась отмель из ракушек, светло-желтая под солнцем, окруженная кобальтово-синей водой. Стаи чаек с ужасными хриплыми пронзительными криками затевали там драки. Некоторые подлетали к нам, белые, с сияющим опереньем, и зависали прямо над нами и смеялись, словно люди: «Ха-ха-ха!»

      Тем временем мы попали в глубокое русло. Я видел, как слева и справа от неподвижной спины кучера бурлит море, а лошади шли по брюхо в воде.

      В это мгновение незнакомец начал что-то бормотать, и я услышал, что он поручает свою душу небесам.

      Господин Брёзель с удивлением посматривал на то, что было позади меня, и я чувствовал, когда его глаза встречались с моими, что он смотрит на меня, как на взрослого.

      Я боязливо дернул правым плечом, со стороны Брёзеля, и почувствовал себя бедным грешником, сидящим между двумя святыми.

      Мы ехали так глубоко в воде, что маленькие волны начали весело перекатываться, поблескивая, через пол повозки, и Алекс беспокойно поднимал лапы, а Брёзель озабоченно поглядывал на наши пожитки.

      – Вдруг незнакомец заговорил громче, рассчитывая на нас:

      – Смотрите, море бушует, и тучи сгущаются. Покайтесь, потому что, как вор в ночи, приближается вечное проклятье!

      Голос был сухим и трескучим, но при этом назойливым и въедливым, так что кучер обернулся с открытым ртом, а я сжался в комок. Но господин Брёзель совершенно спокойно сказал:

      – Не бойтесь, дорогой, этот ручей неглубокий, мы почти выбрались.

      – Выбрались? – обернулся незнакомец так резко, что его окладистая борода задела меня по затылку. – За это я отдал бы все – почет, состояние, счастье, жену, детей и все, что еще может быть. Я – проповедник в пустыне, я – Элиа, сокрушитель идолов, который явился, чтобы отделить зерна от плевел и огнем и мечом истребить грешников, как косят траву!

      Сердце у меня забилось, и я помолился за жизнь Брёзеля, когда он с невероятным спокойствием ответил:

      – Очень хорошо, дорогой! И к кому вам нужно там, на Нойверке?

      – А, вот тут! – сказал незнакомец, и я услышал, как он роется в своем пахучем сюртуке и шуршит бумагой. – Там должна жить одна величайшая душа, супервикарий Брё- зель, брат Господа.

      – Гм, – пробормотал Брёзель и вновь повернулся вперед. Я увидел, что он держит в руках письмо. – Действительно, письмо ко мне, и старый шутник, коллега из Харренберга, послал ко мне этого «Элию Второго», софиста Майзериха, плакальщика по призванию, как здесь значится, небесного сыча. – Он сказал это как будто про себя, но я все расслышал с обострившимся от беспокойства слухом.

      После этого он повернулся к «сокрушителю