Мы все горим синим пламенем. Анатолий Андреев

вас хватит одной Маринки.

      – Что вы имеете в виду?

      – Я имею в виду непримиримую позицию вашей дочери: или она – или Ирина. Одной двадцать два года, другой – двадцать один. Или это пустячок?

      – Нет, это еще та дилемма, конечно.

      – Дилемма! Что-то вы стали очень косноязычны. Выражайтесь яснее: это просто капут.

      Алексей Юрьевич явно намерен был взять реванш.

      – Перестаньте каркать. Все равно у вас положение гораздо хуже моего.

      – Да?

      – Да!

      – Эх, сказал бы я вам, папаша… Настроение не хочется портить. А следовало бы.

      – В моей жизни, – задумчиво произнес Горяев, забыв обидеться на слова Оранжа, – не было паршивых собак и вологодских старушек. И я, вроде бы, делаю все правильно. Я поступаю порядочно, мне не в чем себя упрекнуть, по большому счету. Но я чувствую себя жутко виноватым. Мне просто стыдно в глаза дочери смотреть. Жену мне жалко, сына я обожаю. А Ирину – люблю. Да. Я бы не удивился, если бы оказалось, что я ее люблю. Хотелось бы в это верить…

      – Все это тоже несовместимо с жизнью, спешу вас утешить. Так что пусть Ирина быстрее беременеет: это хоть какой-то выход.

      – А что! – искренне взвился с места Горяев. – В вашей ахинее намечается хоть какой-то просвет. Если угодно – выход.

      – Конечно, выход. Будете, как ишак, разрываться на трех работах, и вскоре загнетесь естественной смертью. Падете смертью глупых на жизненном фронте.

      – Я уже разрываюсь на трех.

      – Три работы, три женщины… В ваши годы надо себя щадить.

      – Вы злоупотребляете моей откровенностью, – повел бровью Пилат.

      – Извините. Это все оттого, что вы меня разочаровали.

      – Как это понимать?

      – Я надеялся, что вы, человековед, духовный пастырь, хоть теоретически укажете мне перспективу. Набросайте мне приемлемый сценарий жизни. Что делать?

      – Теоретически – вам только в петлю; но на практике бывает и иначе.

      – Все это – слова, слова, слова…

      В этот момент раздался троекратный стук в дверь.

      Сердце Горяева тревожно сжалось.

      4

      И было от чего!

      В дверях стояла, излучая гибельную власть для мужчины, молодая дама. Она была почти одних лет с Мариной, однако выражение ее лица было значительно старше: резковатые скулы и строго определенные черты спокойно и уверенно демонстрировали неласковую красоту. Особо поражала бледная свежесть кожи.

      – А это уже, судя по всему, к вам, уважаемый Леонид Сергеевич! – мстительно запел искушенный Оранж.

      – Ирина, ангел мой! Не верю собственным глазам!

      Сложно было сказать, оторопел писатель от приятного сюрприза или пытался изобразить неземную радость.

      – Ваши глаза вас не подводят. Это действительно Ирина. Позвольте представиться: ваш сосед по дому и друг Леонида Сергеевича – Алексей Юрьевич Оранж.

      – Ирина. Очень приятно. Здравствуйте, Леонид Сергеевич! – голос дамы гармонировал с ее обликом: низковатый и грудной.

      – Ангел мой, прелесть моя! Само совершенство!

      – Леонид