Мы все горим синим пламенем. Анатолий Андреев

Леонид Сергеевич. Мой дом сгорел. Дивана больше нет.

      Соседи по палате все с большим любопытством присматривались друг к другу. И все больше и больше проникались доверием и симпатией.

      – Кстати о диванах… – Горяев весьма артистично выдержал паузу. – Если восемьдесят процентов всех пожаров начинаются с возгорания диванов, то пожар в нашем доме мог начаться не только с вашей подбитой дерматином развалюхи.

      – Одну секундочку! У меня был прочный, удобный двухместный диван отечественного производства. Это вам не Италия какая-нибудь на колесиках, где партнерше ноги толком задрать невозможно! – Оранж не на шутку обиделся за свой диван.

      – Да погодите вы со своей Италией. Сейчас вопрос не в том.

      – А-а! Ваш диванчик тоже торжественно обещали спалить? – Алексей Юрьевич почти торжествовал.

      – Если бы моя милая необъятная тахта полыхнула, мы бы сейчас с вами не беседовали здесь так игриво. В лучшем случае мы бы сейчас пребывали в раю.

      – Я предпочитаю больницу и сломанную лодыжку. Чур меня, – открестился от рая Оранж. Леонид Сергеевич был солидарен с ним:

      – А я, так и быть, готов примириться с моим подбитым ребром. Речь не о моей полутораспальной итальянской красавице. В вашей ахинее есть крупица здравого смысла. Я знавал по крайней мере еще пару диванов в нашем замечательном доме, на которые нашлось бы с полдюжины поджигателей.

      Несерьезный клоун Горяев знал свое дело туго.

      – Вы уверены, что в вас сейчас не включилось ваше больное детективное воображение? – торжественно насторожился Оранж.

      – Оставьте мои детективы в покое, перестаньте мне завидовать.

      – Да вы, я вижу, не без греха, писатель. Давайте начистоту.

      Алексей Юрьевич с удовольствием потирал руки.

      – Давайте. Только я боюсь, моя искренность может вас, гм-гм, дополнительно травмировать.

      Теперь Горяев был сама деликатность.

      – Так-так, становится все жарче и веселее. После моей лодыжки мне ничего не страшно. Гореть так гореть. Валяйте, добивайте бомжа. Поднимайте руку на униженного и оскорбленного, – юродствовал Алексей Юрьевич.

      – Мужайтесь, господин Оранж. Ваша Катерина…

      – Не может быть! Не верю! – весьма натурально возопил Алексей.

      – Дайте слово сказать! Катерина не только вас и отца двоих детей за нос водила, но и меня. Змея подколодная! – с шиком, на голубом глазу выдал реплику Горяев. Оранж парировал со сдержанным достоинством:

      – Вы хоть представляете, что вы сейчас натворили? Вы убили мою святую веру в людей. Этого вам точно там не простят, после этого в рай вам путь заказан абсолютно. Между прочим, я бы детективщиков к райским кущам на пушечный выстрел не подпускал. Просто палил бы по ним картечью. Прямой наводкой. Вам хоть капельку стыдно, сочинитель?

      – Самую малость. А вам?

      Теперь Горяев был мистер ехидность.

      – Мне стыдно за себя. Я думал, у нее всего три любовника. Оказалось целых четыре.

      – Кошмар! А я думал, всего два… – Леонид Сергеевич был в восторге от собеседника. Оранж