Корсар. Наваждение. Петр Катериничев

остальных – девяноста пяти процентов грибов неизвестны, вернее, известны, но – не официальной науке, а определенным людям, которые тысячелетия изучали эти свойства!

      – Кажется, я – понял…

      – Вот именно: «Грибница» – это еще и сообщество посвященных, которые могут воздействовать на сознание больших групп людей или отдельных индивидуумов – избирательно. Ни целей, ни задач, ни возможностей этих людей мы не знаем…

      – А нам – оно нужно?

      – Ну интересно же! Ты пойми… Тут… не про то… В древних обществах тогдашние алхимики…

      – Помню. Золото из дерьма делали. – Буров хохотнул. – Только дерьмовое у них получалось золото, видно.

      Двое в неприметном автомобиле-фургоне переглянулись автоматически: все, что говорилось в квартире Корсара, писалось на диск компьютера. У обоих были красные белки глаз и чуть припухшие, словно воспаленные веки… В фургоне стоял полумрак, светились только приборы, но тот, что глянул на экран, чтобы подстроить диаграмму записи, поспешил надеть темные светофильтровые очки…

      Буров скривился саркастически:

      – Знаешь, что я тебе скажу, друг Корсар? Лет десять назад легенды о «мировом заговоре» еще будоражили умы; они и сейчас в каждом втором номере какого-нибудь «Оракула» или «Космоса и Вселенной», если не в каждом первом. Так что… Ты сам-то во все, что написал, веришь?

      – Верю я в Бога. Обо всем остальном просто стараюсь догадаться.

      Корсар, горячась, развернул книгу:

      – Вот фотографии. Сделаны с фресок многотысячелетней давности в разных частях света. И – с более поздних – рисунков, картин, парсун… Ничего не замечаешь?

      – Что-то у них с глазами… «И пьяницы с глазами кроликов «In vino veritas!» кричат». Владимир Маяковский, поэма «Хорошо!».

      – Бурый, Маяковскому было хорошо по другому поводу!

      – Да?

      – А это – Александр Блок. «Незнакомка».

      – Правда?

      Буров иронично прищурился, продекламировал неожиданно сильно и выразительно, аккомпанируя себе рукой:

      По вечерам над ресторанами

      Горячий воздух дик и глух,

      И правит окриками пьяными

      Весенний и тлетворный дух…

      Буров замолчал, внимательно посмотрел на Корсара:

      – Димыч, ты, по-моему, опять «уплыл…».

      – Нет, здесь другое… Вспомнилась эта Ольга… Ведь я ее… где-то видел… вернее, даже не так: я ее откуда-то помню… И помню очень хорошо, зримо, как это блоковское стихотворение…

      …И веют древними поверьями

      Ее упругие шелка,

      И шляпа с траурными перьями,

      И в кольцах узкая рука…

      Корсар задумался на мгновение, тряхнул головой… Буров посмотрел на товарища как на закапризничавшего дитятю, вздохнул:

      – Да не переживай ты так, пират. Завтра объявится эта ненаглядная, никуда не денется… – Напел, чуть фальшивя: – «Роман и есть роман, в нем все как надлежит…»

      – Ты не понимаешь, Сашка…

      – Да куда уж плотнику супротив столяра… Слушай, а что это за знак на некоторых рисунках?