Как закалялась сталь. Николай Островский

ответил Павел.

      – А вы где-нибудь работаете? – допытывалась Тоня.

      – Кочегаром на электростанции.

      – Скажите, где вы научились так мастерски драться? – задала вдруг неожиданный вопрос Тоня.

      – А вам-то что до моей драки? – недовольно буркнул Павел.

      – Вы не сердитесь, Корчагин, – проговорила она, чувствуя, что Павка недоволен ее вопросом. – Меня это очень интересует. Вот это был удар! Нельзя бить так немилосердно. – И она расхохоталась.

      – А вам что, жалко? – спросил Павел.

      – Ну, нет, вовсе не жалко, наоборот, Сухарько получил по заслугам. А мне эта сценка доставила много удовольствия. Говорят, что вы часто деретесь.

      – Кто говорит? – насторожился Павел.

      – Ну вот Виктор Лещинский говорит, что вы профессиональный забияка.

      Павел потемнел:

      – Виктор – сволочь, белоручка. Пусть скажет спасибо, что ему тогда не попало. Я слыхал, как он обо мне говорил, только не хотелось рук марать…

      – Зачем вы так ругаетесь, Павел? Это нехорошо, – перебила его Тоня.

      Павел нахохлился.

      «Какого лешего я с этой чудачкой разговорился? Ишь, командует: то ей „Павка“ не нравится, то „не ругайся“, – думал он.

      – Почему вы злы на Лещинского? – спросила Тоня.

      – Барышня в штанах, панский сыночек, душа из него вон! У меня на таких руки чешутся: норовит на пальцы наступить, потому что богатый и ему все можно, а мне на его богатство плевать; ежели затронет как-нибудь, то сразу и получит все сполна. Таких кулаком и учить, – говорил он возбужденно.

      Тоня пожалела, что затронула в разговоре имя Лещинского. Этот парень имел, видно, старые счеты с изнеженным гимназистом, и она перевела разговор на более спокойную тему: начала расспрашивать Павла о его семье и работе.

      Незаметно для себя Павел стал подробно отвечать на расспросы девушки, забыв о своем желании уйти.

      – Скажите, почему вы не учились дальше? – спросила Тоня.

      – Меня из школы выперли.

      – За что? Павка покраснел.

      – Я попу в тесто махры насыпал – ну, меня и вытурили. Злой был поп, жизни от него не было. – И Павел обо всем рассказал ей.

      Тоня с любопытством слушала. Он забыл свое смущение, рассказывал ей, как старый знакомый, о том, что не вернулся брат; никто из них и не заметил, как в дружеской оживленной беседе они просидели на площадке несколько часов. Наконец Павка опомнился и вскочил:

      – Ведь мне на работу уже пора. Вот заболтался, а мне котлы разводить надо. Теперь Данило волынку подымет. – И он беспокойно заговорил: – Ну, прощайте, барышня, теперь мне надо во весь карьер жарить в город.

      Тоня быстро поднялась, надевая жакет:

      – Мне тоже пора, пойдемте вместе.

      – Ну нет, я бегом, вам со мной не с руки.

      – Почему? Мы побежим вместе, вперегонку: посмотрим, кто быстрей.

      Павка пренебрежительно посмотрел на нее:

      – Вперегонку? Куда вам со мной!

      – Ну, увидим, давайте сначала выберемся отсюда.

      Павел