Гиперболоид инженера Гарина. Алексей Толстой

посмотрел на него без улыбки:

      – Нет, не боюсь.

      – Чего же не хочешь купаться?

      Мальчик опустил голову, упрямо поджал губы.

      – Боишься жилетку снимать, боишься – украдут? – спросил Шельга.

      Мальчик дернул плечиком, усмехнулся.

      – Ну, вот что, Иван, не хочешь купаться – дело твое. Но жилетку мы допустить не можем. Бери мою жилетку, раздевайся.

      Шельга начал расстегивать на себе жилет. Иван попятился. Зрачки его беспокойно забегали. Один раз, умоляя, он взглянул на Тарашкина и все придвигался бочком к стеклянной двери, раскрытой на внутреннюю темную лестницу.

      – Э, так мы играть не уговаривались. – Шельга встал, запер дверь, вынул ключ и сел прямо против двери. – Ну, снимай.

      Мальчик оглядывался, как зверек. Стоял он теперь у самой двери – спиной к стеклам. Брови у него сдвинулись. Вдруг решительно он сбросил с себя лохмотья и протянул Шельге:

      – На, давай свою.

      Но Шельга с величайшим удивлением глядел уже не на мальчика, а мимо его плеча – на дверные стекла.

      – Давайте, – сердито повторил Иван, – чего смеетесь? – не маленькие.

      – Ну и чудак! – Шельга громко рассмеялся. – Повернись-ка спиной. (Мальчик, точно от толчка, ударился затылком в стекло.) Повернись, все равно вижу, что у тебя на спине написано.

      Тарашкин вскочил. Мальчик легким комочком перелетел через веранду, перекатился через перила. Тарашкин на лету едва успел схватить его. Острыми зубами Иван впился ему в руку.

      – Вот дурной. Брось кусаться!

      Тарашкин крепко прижал его к себе. Гладил по сизой обритой голове.

      – Дикий совсем мальчишка. Как мышь, дрожит. Будет тебе, не обидим.

      Мальчик затих в руках у него, только сердце билось. Вдруг он прошептал ему в ухо:

      – Не велите ему, нельзя у меня на спине читать. Никому не велено. Убьют меня за это.

      – Да не будем читать, нам не интересно, – повторял Тарашкин, плача от смеха. Шельга все это время стоял в другом конце террасы, – кусал ногти, щурился, как человек, отгадывающий загадку. Вдруг он подскочил и, несмотря на сопротивление Тарашкина, повернул мальчика к себе спиной. Изумление, почти ужас изобразились на его лице. Чернильным карандашом ниже лопаток на худой спине у мальчишки было написано расплывшимися от пота полустертыми буквами:

      «…Петру Гар… Резуль…ы самые утешит… глубину оливина предполагаю на пяти киломе…ах, продолж… изыскания, необх… помощь… Голод… торопись экспедиц…»

      – Гарин, это – Гарин! – закричал Шельга. В это время на двор клуба, треща и стреляя, влетел мотоциклет уголовного розыска, и голос агента крикнул снизу:

      – Товарищ Шельга, вам – срочная…

      Это была телеграмма Гарина из Парижа.

      29

      Золотой карандашик коснулся блокнота:

      – Ваша фамилия, сударь?

      – Пьянков-Питкевич.

      – Цель вашего посещения?..

      – Передайте мистеру Роллингу, – сказал Гарин, – что мне поручено вести переговоры об известном ему