Они устали. Андрей Минеев

рано. Пока не готов, разогревается в духовке.

      – А кто там у тебя сидит?

      – Сосед. Кто там еще может быть?

      – Какой? Который напротив живет? – она презрительно поморщилась. – Не в моем вкусе. Такого не надо. Метр с херчиком.

      Позади нее на стене висит картина. Улицы итальянского города затоплены водой. По ним плывут гондолы с музыкантами и целующимися влюбленными.

      – А ты Олечку звала?

      – Звала, я всегда всех зову.

      – Не придет?

      – Ты ведь ее знаешь. Интеллигенция вшивая. Мы им не пара. Они о нас вспоминают, когда им от нас что-то надо.

      За окном завывает вьюга, он сидит один на кухне. Вскипела вода, он заварил себе чай.

      Войдя на кухню, муж Юли сложил руки в замок и хрустнул пальцами. Он внимательно посмотрел на пожилого баптиста и спросил:

      – Николай Иванович, а вам Новый год можно праздновать?

      – А кто нам запрещает? Мы сегодня также собрались в церкви. Поблагодарили бога за то, что он нам дал в уходящем году. Попросили благословения на будущий год.

      Старик посмотрел на татуировку на его руке. Неодобрительно покачал головой и спросил:

      – Костя, вот зачем надо было портить такое красивое тело? Это ведь на всю жизнь.

      – Это по молодости.

      – А сейчас ты старый?

      – Когда я спортом занимался. Когда первый раз медали на соревнованиях выиграли. Сейчас я бы себе не сделал.

      Открыв холодильник, Костя достал и поставил перед ним торт. Баптист Николай Иванович Худяков с удовольствием отрезал кусок. Он был большим сладкоежкой.

      – Вы говорите про татуировки на всю жизнь. У нас на работе одному оленю на лбу вырезали слово из трех букв.

      – За что это? – удивился Николай Иванович, облизывая крем с губ.

      – За языком не следил. Его давно предупреждали.

      – У вас там строго. А ты точно решил увольняться?

      – А что на этом заводе ловить? Скоро развалится совсем.

      – А куда пойдешь? Сейчас работу найти трудно.

      Взяв со стола сигареты и зажигалку, Костя толкнул дверь на балкон. Внизу на сверкающей огнями площади плясали люди.

      – Меня мои пацаны в бригаду давно зовут. Хоть к Сироте, хоть к Напарнику.

      – Кем?

      – Первое время, по-любому, просто быком. Сразу кем-то тебя никто не возьмет.

      Услышав плач, Юля поставила бокал с соком и поднялась из-за стола. Она прошла в свою комнату, где плакала и вертелась в кроватке Алиса.

      – Ты что проснулась? Тоже праздновать хочешь?

      Взяв ее на руки, она села в кресло и стала расстегивать пуговицы на груди. Алиса прикусила недавно прорезавшимися зубками ее сосок и умолкла. Поморщившись от боли, Юля убрала у нее со лба мокрые волосы.

      – Бессовестная! – упрекнула она улыбающуюся шалунью. – Маме ведь больно.

      …Проводив и уложив гостей, Люба стала мыть посуду. Собрала кости в пакет и положила возле двери, чтобы утром не забыть.

      – Собачкам надо завтра отнести.

4.

      Его отец почти всю свою долгую жизнь просидел на