Они устали. Андрей Минеев

говорит идущим следом за ней:

      – Она жалуется, что у нее теперь кухня стала маленькая. Это она мою не видела. У нее там можно йогой заниматься.

      – Можно. Только с кем?

      – Как с кем? С йогом!

      На складном стуле сидит старик, играет на баяне незатейливую мелодию. Проходящие бросают ему мелочь в картонную коробку.

      В автобус набились так тесно, что трудно повернуться. Мимо с воем сирены пронеслась милицейская машина.

      – О, сват поехал за водкой. Где подешевле.

      – Сегодня утром Вовку вдвоем на работу несли. Ты его не видел?

      – Нет, я Шурке звонил. Мне Шурка сказал, что он не вавакает совсем. А что это он вдруг?

      – Сегодня ведь годовщина Чернобыля. Его тогда в тот же день сразу через военкомат туда отправили, здесь еще никто не знал ничего. Он с тех пор каждый год отмечает. Это у него второй день рождения.

      Склонив голову к сидящей рядом женщине, он с улыбкой шепчет ей на ухо. Она держит обеими руками сумки и пакеты, которые ей наложили подруги. Он пытается обнять ее, но она движением плеча стряхивает его руку и громко смеется:

      – Отвянь, ты! Толстая твоя харя!

      – Нет, ты что? – удивляется он. – Я сейчас похудел, похорошел.

      – Да? Ах, ты, падла симпатичная!

      За окном проносятся голые деревья. На их ветвях угрюмо сидят прилетевшие грачи.

      – А новенькая у нас до того наглая! Даже Светка удивляется. Говорит: «Я тоже наглая, но эта вообще!» Совсем ничего делать не хочет. Работать за нее другие должны.

      – А ее как зовут? Тоже Ленка? Слушай, у вас там столько Ленок развелось. Вас отстреливать пора…

      Глядя в окно, часто нервно моргая, седой старик в шляпе неожиданно сказал:

      – Из кожаного пистолета расстреливать.

      – Как вам не стыдно?! – возмущенно упрекнули его. – Пожилой человек! Мысли свои при себе держите. Вокруг вас люди находятся.

      Достав из кармана платок, сидящий старик обвел презрительным взглядом стоящих вокруг него людей и вытер мокрые губы трясущейся рукой.

* * *

      Сунув руки в карманы, пинком открыв дверь, Рябчиков вошел в комнату отдыха. Сдвинув брови, грозно спросил:

      – Чего вы сидите, упыри, вурдалаки! Работать кто за вас будет?

      В него кинули грязную тряпку, к нему потянулось много рук. Смеясь, он выскочил и хлопнул дверью.

      – Держи его!

      Вернувшись, потирая выкрученное красное ухо, он подошел к столу. На газете лежит хлеб и копченое мясо. Взяв нож и отрезав кусок, Рябчиков скромно интересуется:

      – А что за мясо? Кто угощает?

      – Оленина. У нас охотник из отпуска вышел.

      – Да? – спрашивает он недоверчиво. – Мне кажется, для оленины жирное слишком.

      – Олень ленивый попался. Типа тебя.

      В окно сквозь мутное стекло ярко светит солнце. На трубе, нахохлившись, сидят воробьи.

      – Кто охотник, кто рыбак, кто турист… Отдушина в жизни все равно должна быть. Разнообразие от серых будней. Я сам про себя понимаю, что я больной человек. Хотя с другой стороны есть и дурнее меня. Вон альпинист сидит.