Восход стоит мессы. Татьяна Скворцова

восхищения. Иногда ему казалось, она ждет, что он подойдет к ней и заговорит, но всегда оставался на месте.

      Однажды во время протокольного басданса она сама завела с ним беседу.

      – Вы не находите, что придворные музыканты сегодня превзошли себя? У нас новый дирижер, и басданс в его исполнении особенно величествен. Вам нравится эта мелодия, сир? – поинтересовалась она.

      – Басданс – мой любимый танец, – ответил Генрих, – особенно учитывая, что это один из немногих танцев, который я могу сносно исполнить. Надеюсь, теперь вам не придется благодарить меня за то, что я не отдавил вам ноги.

      Генрих думал, она смутится, поняв, что он слышал ее нелицеприятное замечание, но смутить ее было не так-то просто.

      – Я не хотела вас обидеть, сир, простите, – легко извинилась принцесса, – но сегодня вы и вправду хорошо танцуете. Как вам это удается? Я слышала, у гугенотов не принято устраивать балов.

      Генрих оглянулся, как будто убеждаясь, что их никто не слышит, и, наклонившись к самому ее уху, произнес таинственным шепотом:

      – Просто басданс я разучивал специально, прежде чем отправиться в Париж. На аллеманду моего терпения не хватило.

      Она рассмеялась его откровенности

      – Хорошо, я скажу придворному дирижеру, чтобы басданс исполняли чаще.

      – Буду признателен, ваше высочество, – поклонился Генрих.

      Когда прозвучал последний торжественный аккорд, и музыка смолкла, король Наваррский учтиво поцеловал своей даме кончики пальцев. Она склонила изящную головку и от этого жеста, исполненного грации, у Генриха перехватило дыхание.

      – Вы прекрасны, мадам, – взволнованно сказал он.

      Более в этот вечер они не танцевали.

      Глава 5

      В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры,

      наполовину взята.

      Маргарита де Валуа

      Наступил август. Подготовка к свадьбе шла полным ходом, но протокольных торжеств уже почти не было. Дожди кончились, стало тепло и даже жарко.

      Король Наваррский ужинал со своими людьми в саду Лувра, где специально для них накрыли столы. Генрих любил такие вечера. Сидя в окружении друзей, он полной грудью вдыхал пряное обаяние уходящего дня и уходящего лета.

      Агриппа д’Обинье мягко перебирал струны своей гитары, и волшебство вечера уносило их во времена славных походов, когда они, уставшие после тяжелого дня, собирались на привале, разделяя друг с другом нехитрую радость бытия.

      – Вон та звезда – это Венера, – сказал принц Конде, указывая на небо, – а вот эта маленькая красная звездочка – Марс. А знаете, господа, мне недавно попался в руки трактат одного польского философа, Николая Коперника. Он утверждает, будто бы Марс и Венера такие же огромные, как Земля. И так же крутятся вокруг Солнца.

      Генрих в очередной раз удивился, когда это Конде успевает еще читать трактаты философов и астрономов.

      – Если Марс и Венера вправду похожи на Землю, то там, наверное, живут люди, такие же, как и мы, – сказал