И пришёл великан. Часть 2. Мария Костылева

слабо улыбнулся:

      – А девочке палец в рот не клади, да?

      – Девочка вот-вот допрыгается, – сказал тэб Марекш.

      Мильс поднял на него глаза:

      – Прошу прощения?

      Марекш только скрипнул зубами и запихал в рот весь оладушек целиком.

      Ронха с благодарностью посмотрела на Мильса, но тот тоже уже вернулся к тарелке, и взгляда этого не заметил.

      «А мы ведь с ним из-за Тальвина подружились, – вдруг пронеслось у неё в голове. – Из-за его гибели, которой не было».

      – Посуда, – сказала Ронха вслух. – Надо помыть посуду.

      Она поднялась и налила воду в кадушку. Торопливо сложила туда свою тарелку, потом тарелку Мильса, который закончил завтрак следующим. Камир, еле справившись со своим оладушком, поплёлся к себе в комнату, и Ронха поспешила отнести ему сваренного накануне зелья, для подкрепления сил. Уже, вероятно, завтра можно будет сказать, что Камир «почти поправился», а послезавтра он поправится совсем – даже от раны следов не останется.

      На обратном пути её поймал Марекш и ощутимо прижал к стенке одной своей лапищей. Другой зажал рот.

      – Слушай, девка. – Он говорил тихо, но у Ронхи задрожали коленки. – Только попробуй ещё мне перечить. Или, не приведи Богини, испортить что-нибудь. Только попробуй, и я шкуру с тебя спущу. Ты сегодня будешь дома и будешь готовить праздничный ужин. Иначе я переломаю тебе рёбра, а после вышвырну вас всех отсюда, как котят. Ты поняла меня?

      Ронха поспешила несколько раз кивнуть, и тогда он отпустил её. На губах остался неприятный привкус. Она долго стояла там же, у стены, пытаясь сглотнуть слюну, которой не было. Потом опустилась на корточки и упёрла ладони в пол. Половицы в этом доме были старыми, но что-то всё-таки способны были передать; сейчас они говорили о ликовании. Человек, ходивший по комнате, чувствовал себя хозяином положения, чувствовал, что всё идёт по его плану. Ронха, по незнанию, решила, что это из-за неё: Марекш увидел её страх, и ему это понравилось. А значит, он не прочь будет напугать её ещё раз.

      Скорее на волю. Скорее, бегом, бегом…

      Она быстро перемыла оставшуюся посуду, донесла кадушку до сливной ямы и вылила туда грязную воду. На улице было солнце, голубое небо отражалось в лужах от вчерашнего дождя, и выглядело это так, будто кто-то разбил огромное зеркало и разбросал осколки на дороге. Даже хмурые люди и грязно-коричневые дома не могли испортить этот праздник солнечного утра. И Ронха, вдохнув полной грудью, ощутила, как к ней возвращаются силы.

      Она теперь знала, что делать.

      ***

      К дому наместника Ронха пришла в своём единственном приличном платье – зелёном, том самом, которое они с Нарай купили в Виепе. Волосы её были уложены в высокую причёску, подбородок слегка поднят, глаза, наоборот, смотрят долу.

      – Эй, девушка, куда! – встретили её у дома тэба Навельса неуступчивые царгемцы. – В очередь, в очередь!

      Но Ронхе нельзя было стоять в очереди – тогда она не успела бы приготовить ужин.

      – Боюсь,