Такие разные женские судьбы. Екатерина Игоревна Иващенко

английского и немецкого, но преподавала потом всю жизнь в основном английский.

      А решила я изучать именно иностранные языки, потому что этот предмет мне очень легко давался в школе, и ещё у нас были очень хорошие преподаватели: Елена Евсеевна и Виктория Леонидовна. Елена Евсеевна была очень красивой тихой женщиной маленького роста, учила нас азам, чтению. Я быстро запоминала правила. Если кто неправильно читает, она мне: «Ида, встань, скажи, как надо!» А когда тебя хвалят, ты же потом готов в лепешку расшибиться.

      В старших классах к нам приехала выпускница Горьковского института иностранных языков, её мужа сюда направили работать. Красивая, молодая Виктория Леонидовна. Она зашла в класс и с первого слова нам давай всё только на английском! Мы аж рты разинули. И все были в неё буквально влюблены, толпой за ней бегали, и я в том числе. Она красавица, постоянно меняла наряды, читала нам очень много стихов, и уроки у неё были интересные. Позже она сама говорила, что всё это потому, что ей нравилось с нами работать, ведь она видела, что мы под её дудочку поём и сидим, затаив дыхание.

      Тогда же я начала читать книги на английском. В Салават приезжало много людей из Москвы, и я каждого просила привозить мне книжечки, любые, какие найдут, абсолютно любого автора. Вот так я Джека Лондона осилила года за полтора, нелегко ведь в оригинале читать. Словарь было тоже сложно купить, сестра мне из Свердловска привезла англо-русский словарь, так я была невероятно счастлива!

      А вот рисовать я не умела и не умею. Когда в школе пошло черчение, для меня это был ужас и мука. Но у меня был договор с одноклассником, что я ему перевожу английский или пишу сочинения, а он за это делает чертежи. Он готовые работы принесёт, а я еще ковыряюсь, что это плохо начерчено, не возьму, а это аккуратно, пойдет. Учитель же меня хвалил постоянно, какая я молодец, всегда вовремя сдаю работы! А в одной четверти вообще смешно и глупо получилось. У меня по черчению вышло пять, а у мальчишки, который мне рисовал, четыре. Он так переживал! Ну это уже перебор, у неё пять, а у меня четыре! А я ему говорю, что разницы нет никакой, главное, что ты сам умеешь… И не старайся так сильно и похуже рисуй… А он в ответ: «Да ведь ты сама потом ругаешься, если плохо сделано!»

      Ты – мальчик? Будешь жить за занавеской!

      Когда я училась в университете, то жила у сестры под присмотром. Да тогда в педагогическом институте и не было хорошего общежития. Оно располагалось прямо на четвёртом этаже в старом учебном корпусе на Степана Разина. Изначально там, видимо, планировались большие лекционные залы, но из них сделали жилые комнаты. Заселяли туда разом человек по двадцать. Мальчиков же было очень мало, так им в этих больших залах отделяли уголок за занавеской.

      Нас было три английских группы, и поступило на наше отделение всего три парня. Все трое доучились до третьего курса, а потом сбежали, как они говорили, что чуть не повесились с нами, девчонками! В немецкой группе парней было человек семь, все из сельской местности,