Шпион и лжец. Ребекка Стед

Ты едешь?

      – Езжай один, – говорит Верней. – Я никогда не пользуюсь лифтом. В лифте тебя слишком легко застать врасплох.

      – Серьёзно?

      – К тому же из лифта только один выход.

      – Окей, ладно. Ну, ещё увидимся.

      Он кивает:

      – На следующем собрании.

      – Это когда?

      Верней подхватывает меня под локоть и ведёт к двери.

      – Я выйду на связь.

      – Дать тебе мой номер телефона или как?

      Он стучит себя пальцем по голове:

      – В этом нет необходимости.

      Предсказания

      Когда я вхожу в квартиру, папа расплывается в улыбке.

      – Как всё прошло?

      – Никто не пришёл, – говорю.

      Улыбка сползает с его лица.

      – Ох. Как жаль.

      – Да ничего, – говорю я.

      – И ты всё это время прождал?

      – Да – но ничего.

      – Ты точно не огорчился?

      Ну почему родители задают такие вопросы?

      – Слушай, пап, серьёзно, я норм. На сто про.

      Ага, не считая того, что я только что соврал. Ненавижу врать. А главное, даже не понимаю, почему я это сделал.

      Папа говорит:

      – Как насчёт поужинать сегодня в «Ям Ли»?

      «Ям Ли», названный так по имени хозяина, он же шеф-повар, – один из моих самых любимых ресторанов всех времён. Мне немножко стыдно – ведь папа явно хочет утешить меня, думая, что я расстроен, – но я говорю:

      – Вообще да, «Ям Ли» звучит неплохо. – И позволяю папе сжать мне плечо и погладить по голове.

      – Давай ты начнёшь разбираться со своей комнатой, – говорит он. – А я пока закончу с книжными полками.

      Когда я думаю о том, сколько труда папа вложил в наш дом, мне становится дико грустно. А главное, дико жалко себя, потому что самое крутое, что было в том нашем доме, – это моя комната. Когда-то давным-давно папа разобрал пожарную лестницу – самую настоящую, из здания, которое демонтировала его компания, – и встроил её нижний уровень в мою спальню, прикрутив к стене и лестничную площадку, и пролёт. Наверху, на лестничной площадке, стояла моя кровать, и ещё папа сделал мне встроенные шкафчики, куда помещались все мои вещи. Это была лучшая в мире комната, ни у кого из моих знакомых такой нет, и вот теперь нам пришлось её оставить.

      – Она встроенная, – объяснил папа. – Это часть дома. И покупателям она нравится.

      Мне тоже, хотел я ответить, но не стал, потому что у него был такой несчастный вид.

      В нашей новой квартире у меня в комнате стоит мебель из старой папиной спальни – с тех времён, когда он был ребёнком: кровать, письменный стол и книжный шкаф, всё из одного и того же тёмного дерева. Его мама все годы хранила эту мебель в гараже, и пару недель назад папа взял напрокат фургон и привёз всё это в Бруклин.

      Я начинаю распаковывать коробки со своими вещами, думая, что, может быть, в эту самую минуту какой-то ребёнок ходит вверх-вниз по моей лестнице и раскладывает свои вещички по моим шкафчикам.

      Когда мы пересекаем холл, направляясь к выходу, нам навстречу входят Карамель и какая-то женщина, вероятно её мама. Губы у Карамели ярко-синие.

      – Здравствуйте, –