Шпион и лжец. Ребекка Стед

столик на длинных и тонких металлических ножках. На столике, скрестив ноги, сидит девочка с короткими тёмными волосами и очень ровной чёлкой, словно по лбу проведена прямая линия. На вид девочке лет семь.

      – Ты пришёл! – говорит она. На ней пушистые розовые тапочки. На коленях у неё открытая книга.

      – Экхм… нет. Я вообще-то мусор выбрасывал, – говорю я. – Слушай, извини. Мой папа решил пошутить. Думает, что это смешно. В общем, это он…

      – Не волнуйся, – перебивает она, – этот дурацкий клуб – не моя затея.

      – Не твоя?

      – Нет. Я здесь сижу ради платы.

      – Платы за что?

      – За разведку.

      – В каком смысле?

      – Ой, ну ты знаешь, в каком. – Она захлопывает книгу и свешивает ноги со стола. Теперь я вижу, что на её пушистых розовых тапочках – маленькие ушки. И глазки. Возможно, это поросята. – Разведчики высматривают ловушки, западни, всякое такое.

      – Сколько тебе лет? – спрашиваю я. – И какие такие ловушки?

      – Лет мне больше, чем кажется. А какие ловушки – откуда мне знать. Я же тебе сказала, я этим занимаюсь ради денег. Пятьдесят центов за тридцать минут. То есть доллар в час. Думаешь, я бы стала это делать бесплатно? За доллар можно купить пакетик «СвиТартс» – «Цыплята, утята и кролики». Они сезонные, продаются только в апреле и мае. Вот за ними я сегодня и пойду. Мама поведёт меня в «Ореховый шок».

      Я догадываюсь: она имеет в виду магазинчик Бенни, куда я всю жизнь изо дня в день захожу после школы за чем-нибудь вкусным. Там над входом и правда висит голубой выцветший навес с надписью «Ореховый шок», но никто этот магазин так не называет. Когда я был в подготовительном, а потом в первом классе, Бенни из-под прилавка выдвигал для меня пластмассовый ящик из-под молока, чтобы я залезал на него и лучше видел конфеты. Интересно, делает ли он то же самое для этой девочки? Он очень добрый, Бенни.

      Она спрыгивает со стола и бесшумно приземляется на пол в своих пушистых тапках-поросятках.

      – Но, может, я ещё передумаю и возьму яйцо «Кэдбери» – их тоже продают только весной.

      – Но… а кто тебе платит? – спрашиваю я.

      – Верней.

      – Что верней?

      – Не что, а кто. Это человек, ему двенадцать лет, и он стоит у тебя за спиной.

      Я резко разворачиваюсь и оказываюсь нос к носу с мальчиком, который выводил собак.

      – Я Верней, – говорит мальчик.

      – Один доллар, пожалуйста, – говорит девочка и подставляет ладонь.

      Верней достаёт из заднего кармана сложенную долларовую купюру и вручает ей.

      – Погоди, – говорю я. – Ты сидела здесь целый час?

      – Пятнадцать минут, – говорит она. – Плюс ещё сорок пять минут наблюдений за холлом в домофон.

      – В домофон?

      – Ну. Вы с твоим папой ходили в пиццерию. Это заняло у вас ровно сорок три минуты, если вдруг тебе интересно.

      Не успеваю я спросить, что это всё значит и какого чёрта, как Верней выталкивает её за дверь.

      – До свидания, Карамель, – говорит он ей вслед. – Скажешь маме, что я буду попозже.

      – Погоди, –