Гори, гори ясно. Константин Юрьевич Бояндин

знают, что Шилов мастерски разыграл свою смерть, когда стало понятно, что его просветительская деятельность не согласуется с тем, что нужно новой власти. Но он не уехал за границу, а остался здесь, растворился в том самом народе. Только когда он умер, уже в середине сороковых, его «выдали». Но шла война, и похороны философа прошли незамеченными. То, что похоронили именно Шилова, выяснили много позже.

      Больше всего отсылок к Шилову я нашёл… в макулатуре. Причём буквально: возвращаясь как-то раз из санитарно-гигиенического закутка, я свернул не туда и почти по-настоящему заблудился; подвалы в библиотеке не то чтобы бескрайние, но выглядели настоящим лабиринтом. Дверь в одном из тупиков была приоткрыта. Как потом пояснила библиотекарша, там складывали книги, судьба которых была под вопросом. Там собирались книги или ничего толкового не содержащие, или уже не подлежащие восстановлению. К моему (и библиотекарши) удивлению, я увидел на самом верху стопок сочинения современников Шилова. Ничего никому уже не говорящие имена; едва я открыл первый же том, наткнулся на почти подробное пояснение привычек Шилова: «уходил в народ и говорил со всеми, кому был нужен совет». Причём без указания имени. Нечего и говорить, что почти все книги из той стопки были при мне реабилитированы и отправлены на реставрацию.

      Значит, он ушёл в народ вместе с книгой. Остальное ценное, чем он дорожил, было у Шилова в голове. «Всё моё с собой ношу», – мог бы сказать он; и, вероятно, говорил.

      Так-так… я листал переписку одного из литературоведов того времени, на монографии которого ссылался Самарский, и взгляд словно споткнулся.

      В письме явно упоминался эпизод из жизни Шилова, о котором любил повторять Самарский. Когда к Шилову явились представители власти и предложили работать в комиссариате, ведать вопросами просвещения, Шилов категорически оказался. «Мы хотим учить народ разному, – был его ответ. – Пусть он сам решит, чья наука ему милее».

      Наивный человек. Его многие полагали наивным, ведь словно воду в песок выливал; все эти его походы в народ, попытки организации школ, всё прочее – ушло ведь всё, сгинуло, расточилось бесследно.

      Или не бесследно?

      Я опомнился, только когда телефон напомнил, что пора домой. А ведь я нашёл что-то новое! В этой книге ни слова о Шилове, но ведь говорилось именно о нём!

      А если нашлась одна ссылка, отыщутся и другие.

      Это понимание придало силы всем нам.

      Реприза

      10

      Как-то между делом пришло сообщение, что господин Бронштейн был назначен министром. С повышением, значит. Я уже отчасти привык к тому, что он интересуется нашими поисками. И когда я сообщил, что несомненно нашёл ссылки на Шилова в письмах и трудах его современников, министр приехал к нам сам.

      Я и не ожидал его увидеть лично, но увидел. Слабая, но ещё живая часть меня, которая возмущалась самому допущению, что граф Толстой и прочие могут быть современниками, похоже