Связанный гнев. Павел Северный

что, если уже поздно? Что, если у господ революционеров появился человек, способный сыскать путь к единству революционных действий?

      – Плеханова имеете в виду?

      – Нет. На смену ему пришел другой революционер. Он воспитал себя в Енисейской губернии для собственного революционного замысла.

      – Помилуй бог, Леонид Михайлович, про кого говорите?

      – Говорю о присяжном поверенном Ульянове. О сыне симбирского дворянина.

      – Позвольте, позвольте! Ульянов? Не брат ли он повешенного Александра Ульянова, обвиненного в покушении на государя Александра Александровича?

      – Родной брат.

      – Вот как? – Мещерский встал на ноги. Достал из портсигара папиросу, помяв ее в пальцах, задумавшись, подошел к свечам и от огня одной из них прикурил.

      – Слышал я о государственном преступнике Александре Ульянове многое. Главное, меня заинтересовало его самообладание на судебном процессе. Представьте, сам защищал себя крамольной речью. Может быть, и братец такой же непреклонный. Ведь может стать опасным человеком?

      – Уже стал. По должности мне приходилось читать издаваемую им «Искру». Не без внимания прочитал и его нелегальные печатные труды. И должен признать, что все, что написано Владимиром Ульяновым, оставалось против моего желания в памяти. Его мысли заставляли задумываться и даже соглашаться с силой его революционных аргументов. У этого человека дьявольская способность уверять, что именно он может в нашей полуграмотной стране создать из рабочих здравомыслящую революционную партию, способную восстать против самодержавия.

      – Почему его не уничтожат? Неужели, пребывая в Петербурге, не знали, что рядом с вами на берегах Невы в прошедшие два года проживал этот самый Ульянов-Ленин?

      – Не может быть.

      – Может! Хваленая столичная полиция и жандармерия позволяли ему руководить революционными действиями.

      – Уму непостижимо.

      – Постижимо и реально. Пора Петербургу начать думать о спасении империи серьезно. Пора всем, кому надлежит беречь трон, перестать хлопать ушами и окриками на губернаторов наводить в империи порядок. Когда по стране скакали казаки и пороли всех попадавших под руку, Ульянов-Ленин с улыбкой наблюдал нашу растерянность, примечал малейшие ошибки в подавлении беспорядков, улучшая по ним свои позиции на пути к будущему осуществлению своего революционного замысла.

      – Допускаете мысль?

      – Допускаю!

      – Когда?

      – Кто знает? У революционеров, как и у нас, есть время. Готовиться!

      – Сохрани, Господи, Россию с нами грешными! – Мещерский перекрестился…

      – Беда, князь, в том, что Ульянов зовет рабочих и крестьян к классовой борьбе, отдавая свершение своего замысла в руки рабочего класса. Ему верят, Василий Петрович. Это я могу подтвердить.

      Губернатор взял со стола канделябр со свечами, подняв его над головой, осветил на стене карту Урала:

      – Взгляните