Связанный гнев. Павел Северный

ненависть. Раздавались выстрелы террористов. Урал полонили социальные потрясения всей великой страны.

      Но губернатор прекрасно постиг систему полицейского закабаления рабочих по рецептам «царя-миротворца». Революционную для империи беду он встретил с твердой уверенностью в своем опыте администратора, способного любые беспорядки подавлять, не останавливаясь при этом ни перед какими преградами. Верный данной присяге, пермский губернатор применял самые крутые меры. Жандармы, полиция, казаки и ингуши ревниво выполняли его распоряжения, творя суд и расправу на заводах, рудниках и приисках. Но все принимаемые меры не приносили в губернии умиротворения. Губернатор вдумчиво выискивал способы, чтобы сломить революционный накал рабочих, переполняя тюрьмы арестованными. Прозвучали выстрелы покушения на его жизнь. Пальцы рабочих Мотовилихи нажали курки. Пули прогрызли стекла в окнах столовой, впились в стены, но шаги губернатора не остановили, и он продолжал жить. Напугали ли его выстрелы? Да, напугали. Заставили посылать в столицу доклады о далеко идущих революционных замыслах рабочих и интеллигенции. Однако в Петербурге не склонны были уделять должного внимания его опасениям, считая их просто результатом губернаторского испуга. Но он не сомневался в правоте своих предчувствий, не сомневался, что его опасения не беспочвенны. Подтверждение для своих опасений он находил в ненависти к самодержавию, скопившейся в разуме рабочего Урала.

      И наступил день, когда он пришел к выводу, что бессилен задушить стремление уральцев к свободе, и летом минувшего года подал прошение императору об отставке.

      Стук в дверь заставил губернатора остановиться и громко сказать:

      – Прошу!

      Массивная дверь открылась, впустила в комнату полосу яркого света. Вошел Мещерский в малиновом бархатном халате.

      – Извините, надеюсь, что не помешал одиночеству?

      – Прошу, князь.

      Мещерский придирчиво осмотрел комнату:

      – У вас здесь, буквально, прелестно! Свечи. Обожаю их огоньки! – Подойдя к столу, Мещерский протянул руки к свечам. – С детских лет обожаю живой огонь, способный согревать. Теперь мне иногда по-стариковски хочется из века нынешнего уйти в минувший. Так-то, Леонид Михайлович! Время не ждет. Завидую вам! Умеете создавать возле себя уют. А может быть, в этом заслуга вашей несравненной супруги. Кстати, она опять вне домашнего очага?

      – Да, в Томске. Гостит у сестры. Напугали ее революционные события. Там ведь немножко тише.

      – Ох, не знаю, тише ли? Ведь именно в Сибири везде столько всякого крамольного сброда понатолкано.

      – Нет, там гораздо тише.

      – Если так, то слава богу! Разрешите понежиться у огонька. Камины – моя слабость.

      – Сделайте одолжение и чувствуйте себя по-домашнему.

      – Прелестно! У вас я действительно чувствую себя, как дома. – Мещерский сел в кресло около камина и вытянул ноги. – Прелестно! –