Кровь как лимонад. Денис Воронин

даже в солнечный полдень территория, ограниченная Обводным каналом с грязной стоячей водой, Старо-Петергофским проспектом и улицей Розенштейна (Жека называл ее улицей Розенкранца – Гильденстерна), дома на которой выглядели как сломанные зубы в гнилом рту города. Кирпичные, с осыпающимися углами, со слепыми окнами без стекол заводские корпуса – идеальная декорация для съемок фильма про Сталинградскую битву. Обвалившиеся эстакады. Высокие трубы, царапающие облака. Площади умершего завода сдавались в аренду – склады, офисы сомнительных организаций, какой-то токарный цех. Обесточенные, с протекающими в дождь потолками и подвалами, полными крыс, полуразрушенные здания по окраинам населяли кланы нелегалов из Средней Азии, с которых кормились регулярно заезжающие сюда копы. Один раз Жека увидел тут грязного пацана-таджика, пасущего двух чахлых баранов между ржавыми рельсами заросших железнодорожных путей. Столбы и стены по всей территории были обклеены листовками с координатами агентств, оказывающих помощь мигрантам, а в бывшем цехе по изготовлению лент для транспортеров устроили нечто среднее между столовой, интернет-кафе, отделением «Western Union» и прачечной. Джентрификация наоборот оттенка среднеазиатского загара.

      У покрашенных серой грунтовкой ворот с торца бывшего технопарка Жека остановил «лексус». Посигналил. Через полминуты ворота приоткрылись, из них выглянул Эргаш, вгляделся в салон, узнал и открыл ворота. Жека заехал в бокс, в котором, освещенные пятью или шестью парами ламп дневного света, стояли два «немца» – новенький C-класса «мерс» серебристого цвета и повидавший на своем веку «опель астра» хетчбэк. Капот «мерса» был поднят, возле него копошились узбеки в промасленных робах. Они оглянулись на Жеку, одарили его грязно-желтыми улыбками и вернулись к работе. «Жестоковыйные племена! Все меню – баранина и конина. Бороды и ковры, гортанные имена, глаза, отродясь не видевшие ни моря, ни пианино», – вспомнилось Жеке.

      – Ставь сюда, – скомандовал Эргаш, молодой, лет двадцати, племянник бригадира.

      Он протянул вышедшему из «лексуса» Жеке руку.

      – Салóм.

      – Держи ключи, – Жека без энтузиазма пожал ладонь, в которую намертво въелась черная грязь.

      – Хорошо, да? – кивнул Эргаш. – Как дела? Как все прошло?

      – Отлично. Где Темир?

      – Сейчас будет. Решает вопросы, да? Подожди немного.

      Жека подошел к «опелю», открыл дверь и поискал взглядом ключи. Они торчали в замке зажигания.

      – Залили тормозной жидкости, – пояснил Эргаш, – теперь все будет в порядке.

      – Спасибо.

      – Не вопрос, слушай. Обращайся, если надо.

      – Ты тоже.

      В щель между разошедшимися створками ворот с улицы проскользнул Темир. В длинном черном халате и с расшитой золотом тюбетейкой на голове, с окладистой бородой с проседью бригадир походил не то на Ходжу Насреддина, не то на звездочета, торчащего на олдскульной «рэпчине». Последнее – из-за белых дутых кроссовок в стиле восьмидесятых, купленных на ближайшем вещевом рынке. Увидев его,