Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья. Меир Ландау

она, – Вы пришли меня провожать и принесли… мои любимые розы!

      – Я же обещал? – протянул ей розы Маяковский.

      – Я так польщена, – покраснела Катя.

      – Надеюсь, что через год, тут же, на этом же перроне я Вас встречу, – сказал Маяковский.

      – Владимир, очень рад! – показался из вагона Эрик.

      – Взаимно, Эрик! – махнул ему Маяковский, – надеюсь, что твоя поездка в Америку принесёт нам всем много пользы!

      – Я тоже на это надеюсь, – ответил Эрик, – мечтаю всех вас увидеть в своём синематографе. Это будет революция, Владимир! Вот увидишь!

      – Тише, тише, – рассмеялся Маяковский, – не надо такие слова кричать подле жандармов!

      – Ой, да ладно, – махнул Эрик, – они все мои будущие зрители!

      Он посмотрел на то, как Амалия Абрамовна наконец-то погрузила пожитки в вагон и бросила взгляд на перрон.

      – Бедная мадам Панула! – усмехнулся Эрик, – ей придётся терпеть нас в соседнем вагоне, аж до самого Гельсингфорса!

      – Да, – так же улыбнувшись, кивнула в ответ Катя, – но её старший сын, Эраст, будет очень рад твоей компании.

      Она глянула на Маяковского.

      – Мадам Панула, на самом деле очень несчастна. Ей можно посочувствовать, но она сама этого не хочет.

      – Почему? – не понял Маяковский.

      – Человек упивается своим горем и заставляет других постоянно вспоминать о нём, – ответила Катя, – она как канарейка, просто заливается своим грустным пением и ничего вокруг не замечает. Часто не видит даже того, что для её же детей, есть более важные вещи.

      – Канарейкин быт… – усмехнулся Маяковский, посмотрев на Амалию Абрамовну, – мне её даже жаль.

      – Такие люди губят и себя и других, – проговорила Катя, так же глянув на Амалию Абрамовну, – мне жаль её деток.

      – Понимаю Вас, – кивнул Маяковский, – Вы добрая и чуткая.

      Катя посмотрела на него.

      – Вы заставляете меня в Вас влюбиться, – улыбнулась она, – и я очень расстроюсь если Вы меня не встретите через год.

      – Я тоже, – ответил Маяковский.

      Паровоз дал гудок.

      Катя зашла в вагон и повернулась к Маяковскому, с улыбкой посмотрев на него.

      – Я буду ждать Вас! – махнул Кате рукой Маяковский.

      Поезд тронулся…

      – Через год! Тут же! Слышите? – прокричала Катя.

      Маяковский в начале шёл за вагоном, что-то говоря, крича, глядя на Катю. Потом побежал и остановился только тогда когда закончился перрон.

      Катя становилась всё меньше и меньше. Потом он уже не мог разобрать её лица. Потом она растворилась в поезде и он стал маленьким, словно игрушечным и исчез совсем…

      Маяковский опустил глаза и почувствовал, что ему хочется плакать…

      – Дурак… – проговорил он, – зачем ты отпустил её… Она могла бы уехать с тобой в Москву…

      Глава 10

      АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; МАРТ 1912 ГОДА

      Прикурив папиросу, Фредерик присел на табурет