Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья. Меир Ландау

его ближе. Большие глаза были не глазами злого гения, а добрыми глазами волшебника. Не было никаких здоровенных кулачищ кузнеца. Были руки, тонкие, изящные пальцы пианиста, в которых он ловко удерживал чёрную трость с серебряной шишкой.

      Когда Катя Маяковского впервые увидела, она ожидала услышать громогласный бас, но… прозвучал мягкий и нежный голос. Его голос сейчас казался Кате самым-самым тихим и спокойным. Да он таким и был.

      – Вы скучаете, – прервал её размышления Маяковский.

      – Нет, – улыбнулась Катя, – слушаю как поют. И даже не знаю кто это.

      Она усмехнулась посмотрев на Маяковского.

      – Начинающий певец, – ответил Маяковский, – приехал со мной из Киева. Саша Вертинский. Он уже выступал на одном вечере, вместе Шаляпиным. Но успеха, рядом с маэстро, не имел.

      – Боже, тут такие люди, а я и не слышала о них! – рассмеялась Катя.

      – Никто не знает судьбы другого, не говоря уже про себя, – улыбнувшись, кивнул Маяковский Кате, – я слышал вы собираетесь в Америку?

      – Уже совсем скоро. На следующей неделе будем выезжать, – ответила Катя.

      – В начале, как я понимаю, поедете железной дорогой? – спросил Маяковский.

      – Да, билеты уже взяты, – кивнула Катя.

      – Всенепременно приду Вас провожать, – ответил Маяковский, – и обязательно принесу Вам самый лучший букет. Какие Вы любите цветы?

      – Розы, – улыбнулась ему Катя, – но зачем же букет?

      – Чтобы скрасить Вам тоску в пути, – улыбнулся Маяковский.

      Он подумал.

      – А что в Америке?

      – Мы не надолго, – сказала Катя, – может на год. Эрик хочет убедить одного человека поддержать его дело. Он ведь занимается синематографом и уже давал сеансы. Но мечтает про большой зал и широкий экран. А наши харьковские мещане его не понимают и считают, что маленького сарая в переулке достаточно. Вот он и решил, что Арно обязательно поможет ему с деньгами.

      – Арно, скорее поможет Эрику создать собственную студию, – подумал Маяковский, – хотя он не бедный человек и я бы сказал, в некотором роде фанатик. Эрик не говорил о своих проблемах.

      – Это он от скромности, – улыбнулась Катя, – он стыдится своих собственных идей и считает, что в России его не поймут.

      – В этом он прав, – кивнул Маяковский, – для того чтобы тут начался прогресс, нужна, наверное революция в головах у людей.

      Он посмотрел на Катю.

      – Я видимо кажусь Вам вульгарным?

      – Ну что Вы, – улыбнулась Катя, – продолжайте. Я слушаю Вас с большим интересом.

      Маяковский подумал.

      – Я не говорю про революцию, о которой постоянно рассказывают эсэры, или коммунисты. Я о другой революции. Я о том, что люди должны по иному посмотреть на свою обыденность. Синематограф, скоростные пароходы, быстрые автомобили и поезда, аэропланы, должны стать обыденностью. А что у нас обыденность сейчас? Нищие на паперти, мальчишки продающие сигареты, сплетницы и склочники, еврейские погромы и увешанные иконами бородатые мужики, при этом