Концепты, универсалии, стереотипы в сфере литературоведения. Н. В. Володина

«Современник». Они увидели в публикациях, посвященных Добролюбову, спекулятивное использование его имени для создания образа борца за народное счастье и идеолога современного литературного процесса. Так, А. Ф. Писемский, возглавлявший в это время «Библиотеку для чтения», писал: «…ясно, что покойный критик, как и значительное большинство русских, страдал духотою одиночества, бедностью и пошлостью личной жизни, и в этом его право на наше сочувствие к нему как к человеку»[166].

      Сам механизм создания исторического портрета Добролюбова его соратниками иронически прокомментировал один из сотрудников «Современной летописи»: «Мертвого человека они поставили на ходули, одели в маскарадный костюм вождя русской литературы, заставили его умереть от особого вида чахотки, еще не известной медицине, от гражданской скорби и приглашают Россию пилигримствовать на его могилу»[167].

      Реакция, отличающаяся от общепринятой, полезна уже в том плане, что она заставляет критически отнестись к каким-то сложившимся устойчивым представлениям, а это, в свою очередь, позволяет поставить вопросы более общего характера: как соотносится стереотип восприятия конкретной исторической личности с нею самой и каково значение подобных стереотипов в развитии общественного сознания.

      Осмысление этих вопросов возможно лишь в том случае, если сохранились документальные материалы, связанные с тем или иным человеком, прежде всего его дневники. Симптоматично, что ряд дневниковых записей Добролюбова, не соответствующих «общепринятому» представлению о его молодом друге, был уничтожен Чернышевским. После смерти Добролюбова Чернышевский напечатал лишь отдельные разделы дневников. Полностью сохранившиеся тексты были опубликованы уже в начале XX в.

      В то же время Чернышевский создал свой, беллетристический вариант дневника Добролюбова – во второй части романа «Пролог», назвав его «Дневник Левицкого». В нем, несомненно, учтены записи Добролюбова (факты, психологические наблюдения и пр.), необходимые автору романа для создания характера героя. Вместе с тем он внес в «литературный» дневник те акценты, которых, с его точки зрения, очевидно, недоставало подлинному документу.

      Добролюбов начал вести дневники очень рано, как предполагают его биографы, с 12 лет (1848 г.) и продолжал их до конца жизни (1861 г.); однако сохранились, с большей или меньшей степенью полноты, дневниковые записи 1852–1859 гг. Столь раннее обращение к дневникам уже позволяет воспринимать их как документ, который пишется строго для себя самого. Эта установка вряд ли изменилась с годами, ибо Добролюбов не занимался собственно литературным творчеством, тогда как писатель вольно или невольно сохраняет в дневнике какие-то принципы своего художественного творчества или, наоборот, формирует их. Дневники Добролюбова позволяют говорить о том, что каждый новый год своей жизни он начинал со своеобразного подведения итогов. Так, дневник 1853 г. открывается следующей записью: «Сегодня минуло

166

Писемский А. Ф. Письма. – М.; Л., 1936. – С. 162.

167

Современная летопись. – 1862. – № 10. – С. 43.