Смех Циклопа. Бернар Вербер

кафе смотрит на него с укоризной, потом в нем просыпается совесть, он тянется за бутылкой водки и наливает полную рюмку.

      – Это в последний раз.

      Через час шатающийся Себастьян Долин покидает закрывающееся заведение. Хозяин не сдержал свое обещание.

      Комик приваливается к тумбе с афишами, потом сползает по ней на тротуар. Помочь ему встать некому, и он распластывается, как беспозвоночное.

      Молодой человек в кепке делает вид, что хочет его поднять, но вместо этого запускает руку ему в карман и похищает кошелек.

      Лукреция Немрод, видевшая издали эту сцену, преследует вора, хватает его и наносит удар в печень. Пока он корчится на земле и хватает ртом воздух, она завладевает кошельком, чтобы вернуть хозяину, боящемуся отцепиться от фонаря.

      Себастьян Долин открывает один глаз и вместо благодарности бормочет:

      – Все равно он пустой.

      Она помогает ему идти. Он опирается на ее плечо, возвышаясь над ней, как готовая рухнуть каланча.

      – Я была на вашем выступлении, а потом слышала ваш разговор с директором зала. Я журналистка и…

      Он отталкивает ее, чуть не падает, но умудряется сохранить более-менее вертикальное положение.

      – Не лезьте не в свое дело! Оставьте меня в покое! Обойдусь без вашей жалости!

      Лукреция делает вывод, что ключик «признание» здесь не подходит.

      Придется изобрести новый ключ от защитного барьера этой пташки, выпавшей из гнезда. Ему хочется катиться по наклонной плоскости? Попробуем облегчить ему путь.

      – Можно пригласить вас на рюмочку? Вам надо выплеснуть эмоции.

      Он склонен отказаться, но у него не выходит.

      Они идут дальше вместе.

      – Я проголодалась, – сообщает она.

      Она находят индийский ресторан, один из немногих, еще открытых в этот поздний час. Он падает на стул, она заказывает бутылку вина.

      13,7 градуса? Хватит, чтобы развязать ему язык.

      Он торопливо осушает первый бокал.

      – Мне не нужна ничья помощь, – бормочет Себастьян Долин. – Тем более от журналиста. Ик! Они никогда мне не помогали. Они всегда игнорировали или презирали мою работу. Где они были, когда могли меня спасти? А теперь пусть идут к черту. Поезд ушел.

      – Скажите, мсье Себ, сколько дней вы не ели?

      Торчащие скулы и общая худоба – свидетельства вынужденного поста. Она заказывает цыплят тандури и лепешки с сыром.

      – Я не голоден.

      Она подливает ему бордо.

      – Что вам от меня надо?

      – Я работаю над репортажем о смерти Дариуса.

      – Не собираюсь его обсуждать. Лучше поговорим обо мне. Меня интересует одно: я сам.

      – Вы не могли оставить незамеченной его смерть.

      – Заметил, заметил!

      Он пьяно хохочет.

      – Я очень рад, что этот пузырь лопнул, что его пожирают черви, что он гниет в земле! Я как раз собирался помочиться на его могилу. Довольны?

      Переходя от слов к делу, он поднимается, чтобы выпустить в туалете часть поглощенной за вечер жидкости. Вернувшись, он безнадежно