Пока я мертва. Анна Сулацкова

хочу сказать ей об этом, уже открывает рот, но не успеваю, на кухню входит мама.

      Она удивленно смотрит на вторую чашку кофе, но как всегда, предпочитает сделать вид, что это нормально. Во мне поднимается злость. На нее. На себя. На всех. Мама присаживается на табурет. Обычно, наш разговор ничем хорошим не заканчивается. Сейчас все усложняет присутствие Варвары.

      Мне сложно ее не замечать.

      Мама кутается в халат, я вижу, что за последний год, она сильно похудела и осунулась. Но на все мои замечания, мама отвечает: все нормально.

      Даже сейчас, она отвергает все мои попытки помочь ей, закрываясь от всего мира, в том числе, и от меня. Вдруг я замечаю, что мама смотрит на мою руку. Я с силой сжимаю масленку и с грохотом ставлю ее на стол.

      Я знаю, на что она смотрит.

      Бледно-голубые глаза мамы наполняются виной, и ее взгляд, как ожог. Я одергиваю рукав и выпрямляюсь. Кошусь в сторону Вари, заметила ли она? Вроде нет. Внутри меня все клокочет от едва сдерживаемой ярости. Мама чувствует мое настроение, и мы еще немного играем в свои роли, пока нам не надоедает и один из нас не сдается.

      Она ни в чем не виновата. Только я один. Всегда я.

      Мама уходит.

      Варвара спрыгивает с подоконника, где все это время просидела молча. Ее лицо пылает гневом, тон речи становится плавным и тягучим. Похожим на ликер, когда глотаешь, хочется запить эту сладость и горечь одновременно большим количеством воды.

      Я заставляю себя отвечать спокойно, не смотря на обуреваемые меня эмоции. Постепенно наша беседа перерастает в спор. Чего она еще хочет от меня? Я и так делаю для нее исключение. Хотя знаю, что только выставлю себя дураком перед другими. Но Варя единственная из мертвых, кто ставит меня на первое место, предлагая свою помощь.

      Мы стоим рядом друг с другом. Но она подходит ко мне все ближе и вот Варя уже нарушает мое личное пространство, вторгаясь на мою территорию. Если я захочу, то смогу притянуть ее к себе. Но я сдерживаю это желание, уже в который раз я ловлю себя на мысли, что хочу к ней прикоснуться. По собственному желанию.

      Я склоняюсь к ее лицу, замечая россыпь веснушек на носу. От кожи веет холодом, хотя ее душа полна жизни.

      – И чего же ты так боишься? – спрашиваю я, мои вопросы задевают Варю, разрушая невидимую броню, в которую она себя заковала.

      – Ничего, – чересчур быстро отвечает она, но я намеренно не свожу с нее пристального взгляда, и вынуждаю ее продолжить, – Моя мама бросила меня, потому что я портила ее планы, – ее голос начинает дрожать, и мое сердце сжимается от нежности. Или жалости, второй вариант, все-таки предпочтительнее.

      – Я знаю, как все может быстро измениться, – в ее глазах тот же самый страх, что я вижу в своих, – Без предупреждения

      И тебе приходится с этим мириться, потому что другого выхода нет.

      – Тебе придется научиться доверять другим, – вместо этого говорю я, и выпрямляюсь.

      Я веду себя с ней не так, как должен, и это меня настораживает, как уличного пса доброта прохожего. Всего несколько часов назад, я хотел, чтобы она исчезла, а четыре