Кукушкины слезки. Влад Костромин

после павловской реформы, говорят, туда деньги свезли старые, чтобы сжечь, – обиженно сказал Игорь, – да не получилось у них что-то.

      – Да, гранаты были не той системы. Я, наверное, все еще в психушке, – удрученно сказал Виталий, – вместе с прокурором и Наполеоном.

      – Вот, – очнулся Володя, – помню, старики говорили, что и Наполеон в тех местах что-то ценное оставил.

      – Нам только скифского кургана не хватает с золотыми украшениями, – понимающе кивнул Виталий. – Хотя, Николай Яковлевич, Генц который, гнида, нам что-то такое рассказывал на уроках истории. Мы даже наслушались и пошли в старой церкви в Афоньевке под каменными плитами пола клад искать.

      – Нашли? – без особого интереса спросил следователь.

      – Угу.

      – Скелеты они нашли под плитами, – объяснил бывший участковый, – мужчины и девочки.

      – С трупом девочки было не совсем чисто, – нехотя сказал следователь.

      – Вы про что? – не понял Володя. – Откуда знаете?

      – Читал… Вроде как она и не совсем девочка была…

      – Это случается, – усмехнулся Игорь, – раньше нравы свободнее были.

      – И не совсем человек…

      – В смысле?

      – В прямом.

      – Дела, – присвистнул лейтенант. – Что же там творится? Какого хрена все это значит? – посмотрел на Виталия.

      – Не знаю. А про церковь – было такое, – кивнул Виталий, – трупы нашли, а клада никакого не оказалось. Так и с вашим золотом, – посмотрел на Игоря. – Пшик один выйдет.

      – У нас миноискатель есть, – сказал Володя.

      – Нет, нет и еще раз нет, – Виталий покачал головой, – мины сами ищите. Их там и так как горох из рваного мешка рассыпано: на каждом шагу. Каждый раз, когда поля пашут – находят. А мы с Андрюхой покойным вообще раз бомбу нашли.

      – Бомбу? – не поверил Андрей Иванович. – Ты преувеличиваешь?

      – Нет. Дело было так: однажды по детской привычке шныряли с Андрюхой по окрестностям. Незаметно забрели на поле за околицей «новой» деревни. Земля сразу облепила сапоги. Запах свежей земли забивал ноздри, радующиеся жизни после зимних простуд. Грачи, важные как гауляйтеры из рассказов бабушки, с достоинством бродили по свежей пашне. Суетливая галка, затесавшаяся среди них, воровато поглядывала на нас. Мы шлялись по полю, подбирая крупные комья земли и швыряя в сторону лесопосадки, тянувшейся вдоль дороги.

      – Хорошо грачам, – сказал Андрюха, нагибаясь за очередным комком, – на зиму улетают, весной прилетают, и все им рады.

      – Это да. Даже на картинах их рисуют.

      – А вот галки, галки улетают?

      – Галки? – задумался я, провожая глазами вороватую пернатую бестию. Взгляд зацепил какую-то ржавую железяку, невинно торчащую из земли. Разогнувшись, посмотрел на нее внимательнее. – Андрюх, глянь что там, – указал рукой.

      – Где?

      – Да вон, в земле, гляди.

      Мы подошли поближе и осмотрели находку.

      – Здоровая такая дура, – оценил Андрюха. – Что это?

      – Я