Чужой Завет. Эссе. Часть вторая. Владимир Буров

погибели.

      По крайней мере, в две: часть в фильме, как герой, часть, как зритель в кино.

      По сути дела, переводчики – чтецы перевода – приходят на работу, и:

      – И ни хрена не делают.

      Это в принципе их дело, но выдавать воздух за сладости и даже за говно уже:

      – Все очень, очень бэд.

      – – – – – – – – – – – – – —

      23.10.18

      Радио Свобода – Поверх барьеров с Иваном Толстым. Алфавит инакомыслия – Сергей Ковалев

      Всё, что говорится – липа. Ковалев, очевидно, да, правозащитник, но:

      – Только официальный.

      Чего стоят только одни его слова:

      – И коммунисты и беспартийные, как взятые к руководству в действие у Ле на всю оставшуюся жизнь.

      Тогда, как партийные – это совсем другие люди – ибо речь идет не об отдельном человеке, как, например, могла идти о Гайдаре, а о массе их – депутатов и простых орденоносцев.

      Человек носит не только на руках – на груди орден, как ордер бывает иногда в фантастических фильмах про большие ужасы, – что он, мама мия:

      – Уже из-менился-я!

      Ибо дураками рождаются только некоторые.

      Следовательно, каким ни есть от рождения дурак – он всё равно должен пройти, как минимум:

      – Некоторые фильтр-ры-ы!

      Почему после этого он и начинает махать лапай и дергать губами и носом в сторону, в неестественном для него – носа или уголка рта – направлении.

      Необязательно – как бывает иногда показывают в американских боевиках – надо убить ребенка прямо на ходу из машины, чтобы доказать свою приверженность именно НЕ:

      – Человеческим идеалам, – а так как родился всё-таки почти человеком, то и надо показать, что можешь от, от этих человеческих замашек избавляться.

      И первая из таких способность – это вранье, оголтелое вранье, как только форма чтения лекции, и лучше всего лекции, о праве хомика на свободу.

      Оно, конечно, их и не могло быть, правозащитников на виду, как и было отпарировано Юрием Кублановским про Метрополь, что все они вообще-то и даже в полной их частности:

      – Стукачки, – что, да, конечно, так как:

      – Тогда нельзя было иначе не только писать, но и вообще говорить ничего, кроме:

      – Моно я када пайду за хлебом куплю и побольше кильки соленой, – и так это важно продолжить:

      – Например, полкило. – Всё, ибо остальное уже антисоветская пропаганда.

      Многие этого, правда, не знали, думали, так и надо, говорить поменьше попусту, как Никита Сергеевич Хрущев и Леонид Ильич Брежнев, которые только для этого и веселят народ ведрами сороковыми, снятых с себя до последней нитки ботинок, ведер красной, а иногда и черной игры, про которую хорошо сказал в Белом Солнце Пустыни Луспекаев, что, мол:

      – Она, как и ты, мне и дома надоела, – пойду воевать за Красную Армию, ибо ждать, когда призовут в солдаты, чтобы пойти восстанием на Тухачевского или еще какого генерал с газами и не только в жопе, но и на вооружении, – уже не могу.

      – Почему,