За это можно все отдать. Вероника Тушнова

первые слова.

      Как душе ни трудно и ни тяжко,

      все равно забыть я не могу

      шелковую мокрую ромашку,

      девочку на солнечном лугу.

      Как теперь там странно, незнакомо,

      каждый куст на прежний не похож,

      как, наверное, страшна у дома

      пулемета бешеная дрожь.

      Как, наверное, угрюм и мрачен,

      слыша дальний, все растущий вой,

      у калитки старой нашей дачи,

      стиснув зубы, ходит часовой.

      Ночь

      (Зима 1942 г.)

      Смеясь и щуря сморщенные веки,

      седой старик немыслимо давно

      нам подавал хрустящие чуреки

      и молодое мутное вино.

      Мы пили все из одного стакана

      в пронзительно холодном погребке,

      и влага, пенясь через край, стекала

      и на землю струилась по руке.

      Мы шли домой, когда уже стемнело

      и свежей мглою потянуло с гор.

      И встал до неба полукругом белым

      морскою солью пахнущий простор.

      От звезд текли серебряные нити,

      и на изгибе медленной волны

      дрожал блестящим столбиком Юпитер,

      как отраженье крохотной луны.

      А мы купались… И вода светилась…

      И вспыхивало пламя под ногой…

      А ночь была как музыка, как милость —

      торжественной, сияющей, нагой.

      ………………………………..

      Зачем я нынче вспомнила про это?

      Здесь только вспышки гаснущей свечи,

      и темный дом, трясущийся от ветра,

      и вьюшек стук в нетопленой печи.

      Проклятый стук, назойливый, как Морзе!

      Тире и точки… точки и тире…

      Окно во льду, и ночь к стеклу примерзла,

      и сердце тоже в ледяной коре.

      Еще темней. Свеча почти погасла.

      И над огарком синеватый чад.

      А воткнут он в бутылку из-под масла

      с наклейкой рваной – «Розовый мускат».

      Как трудно мне поверить, что когда-то

      сюда вино звенящее текло,

      что знало зной и пенные раскаты

      замасленное, мутное стекло!

      Наверно, так, взглянув теперь в глаза мне,

      хотел бы ты и все-таки не смог

      увидеть снова девочку на камне

      в лучах и пене с головы до ног.

      Но я все та же, та же, что бывало…

      Пройдет война, и кончится зима.

      И если бы я этого не знала,

      давно бы ночь свела меня с ума.

      Яблоки

      Ю. Р.

      Ты яблоки привез на самолете

      из Самарканда лютою зимой,

      холодными, иззябшими в полете

      мы принесли их вечером домой.

      Нет, не домой. Наш дом был так далеко,

      что я в него не верила сама.

      А здесь цвела на стеклах синих окон

      косматая сибирская зима.

      Как на друзей забытых, я глядела

      на яблоки, склоняясь над столом,

      и трогала упругое их тело,

      пронизанное светом и теплом.

      И целовала шелковую кожу,

      и свежий запах медленно пила.

      Их