За это можно все отдать. Вероника Тушнова

дизелей бормотанье

      долетает изглубока.

      Берега обступают тесно

      темным ельником и сосной,

      удивительны и прелестны

      тишиною своей лесной.

      После долгих просторов моря,

      где и берега не видать,

      очень ласковы

      эти взгорья,

      сел прибрежная благодать.

      И на нашем пути пройденном

      представляется это мне

      часом праздничным,

      проведенным

      с кем-то близким

      наедине.

      «В альбомчике школьном снимки…»

      В альбомчике школьном снимки:

      Сосны. Снега. Стога.

      В рыже-лиловой дымке

      давние берега.

      Все, что тогда любила, —

      выцвело, отошло.

      Помнится только – было.

      Ну, было – и хорошо!

      Вечером на закате,

      в особый июньский день,

      девочки в белых платьях

      в школу несут сирень.

      Прошлое на закате

      солнцем озарено.

      Девочки в белом платье

      нет на земле давно.

      Это не боль, не зависть, —

      юности милой вослед

      смотрит не отрываясь

      женщина средних лет.

      Давнее теплое счастье

      мимо нее прошло.

      Кивнуло ей, усмехнулось

      и скрылось… И хорошо!

      И хорошо, что годы

      изменчивы, как река.

      Новые повороты,

      новые берега.

      Прощанье

      У дебаркадеров лопочет

      чернильно-черная вода,

      как будто высказаться хочет,

      да не умеет – вот беда!

      Как будто бы напомнить хочет

      о важном, позабытом мной,

      и все вздыхает, все бормочет

      в осенней теми ледяной.

      Мой давний город, город детства

      в огнях простерт на берегу.

      Он виден мне, а вот вглядеться

      в себя, былую, не могу.

      Чувств неосвоенная область,

      смятенных дум круговорот.

      Напрасно старенький автобус

      меня на набережной ждет.

      Ах, если б не рассудка строгость

      и не благоразумья власть!

      Но тонко просвистела лёгость,

      и связь, как нить, оборвалась.

      И вот уже клубит сугробы

      и за кормой шумит вода,

      и город в ночь уходит, чтобы

      не воротиться никогда.

      И не сказать, как это грустно,

      и взять бы кинуться вослед…

      Но жизнь с трудом меняет русло,

      когда тебе не двадцать лет.

      «Я помню, где-то…»

      Я помню, где-то,

      далеко вначале,

      наплававшись до дрожи поутру,

      на деревенском стареньком причале

      сушила я косенки на ветру.

      Сливались берега за поворотом,

      как два голубо-сизые крыла,

      и мне всегда узнать хотелось:

      что там?

      А там, за ними,

      жизнь моя была.

      И мерялась, как водится, годами,

      и утекали годы, как вода…

      Я знаю, что

      за синими горами,

      и