Сон в зимнюю ночь. Михаил Широкий

дугообразными бровями, гладкой матовой кожей, тронутой лёгким румянцем, с ямочками на щеках, появлявшимися всякий раз, когда она улыбалась. А голос негромкий, мягкий, чуть растягивающий слова, с едва уловимой картавинкой.

      Кирилл, не отрываясь, как околдованный, смотрел в её лицо, с каждой минутой казавшееся ему всё более прекрасным, – и не мог насмотреться, слушал её голос – и не мог наслушаться, скорее чувствуя, чем понимая, что стремительно проваливается в какой-то глубокий тёмный омут, из которого, вероятнее всего, ему уже не выбраться. Но он и не собирался выбираться из него, он был в восторге от переживаемых им ощущений, он хотел в тот момент лишь одного: чтобы они продолжались как можно дольше, чтобы он до бесконечности мог смотреть в это ясное, будто озарённое чудесным внутренним светом лицо и слушать этот волшебный, завораживающий голос.

      Что говорил тогда он сам, он уже плохо помнил. Да и нечего было, собственно, помнить: основной разговор шёл между девушками, а он лишь вставлял время от времени короткие малозначащие реплики, продолжая чувствовать некоторую скованность и вообще-то не очень характерную для него неуверенность в себе.

      Однако довольствоваться такой пассивной ролью в беседе ему пришлось не слишком долго, так как минут через пять после её начала к ним подошёл какой-то не знакомый ему слегка поддатый парень, бесцеремонно вмешался в разговор, нагородил всякой чепухи, после чего, взяв Леру и Яну под руки, с оглушительным идиотским хохотом увлёк их за собой в гостиную.

      Саша же, совершенно неожиданно для Кирилла, не ушла вместе с ними, а осталась рядом с ним. Это было настолько неожиданно для него, что он поначалу совсем растерялся и не мог от волнения вымолвить ни слова. Вздыхал, покашливал, переминался с ноги на ногу, бросал вокруг озабоченные взгляды, словно в поисках помощи. Но помочь ему было некому: кроме них двоих, на кухне никого больше не было, все гости в этот момент собрались в большой комнате, откуда доносился несмолкаемый гул голосов и всплески смеха.

      Не знакомый с ним человек, не знавший о его репутации дамского угодника и о его впечатляющих достижениях в этой сфере, мог бы, наверно, заключить, судя по его поведению в эти мгновения, что он первый раз в жизни остался наедине с красивой девушкой. Что думала о нём в ту минуту сама девушка, он, к счастью для себя и своего самолюбия, не знал, но догадывался, заметив тонкую снисходительную усмешку, показавшуюся на её губах.

      Именно эта насмешливая и даже, как он без особых на то оснований вообразил, пренебрежительная улыбка, появившаяся на лице, в которое он был уже почти влюблён, и решила исход дела. Она обожгла его, как раскалённое железо. Он мог вынести от девушки, тем более той, которая нравилась ему, всё что угодно, кроме насмешки и пренебрежения.

      Кровь в нём вскипела, в горле словно что-то булькнуло, и он, преодолевая чуть заметную дрожь в голосе, наконец заговорил. И, как это часто бывало с ним, едва начав, уже не мог остановиться. Его точно прорвало. Нужные слова, перед тем