Первый год. Чужая эра. Даниил Кислевский

датчик, казалось, сам трясся от страха. Орех тихо ругнулся. Протянул руку, не сводя глаз с двери, и включил лампу. Комнату залило холодным синим светом. Тени дернулись на стенах. Орех опять напрягся, но уже меньше, и, подобрав остатки еды, швырнул крысам в коридор. Оттуда тут же послышалась возня.

      Датчик затих. Орех успокаивался. Ему внезапно захотелось курить, особенно здесь, после запаха неожиданно вкусного дыма.

      Незнамов не лукавил, когда говорил, что не курит. Просто давно бросил. В армии курить его заставила необходимость – не начни он, его отличие от остальных сослуживцев было бы еще сильнее, и тогда стало бы хуже. Курить в армии было еще и выгодно – перерывы на перекуры означали лишнее свободное время. Но после армии к сигаретам Орех почти не возвращался. Закурил лишь один раз, почти год назад.

      Когда расстрелял человека.

      Когда начался Коллапс, Орех, опять же проверяя себя на «слабо», вступил в добровольные бригады МЧС родного Канска. Помогал эвакуировать людей, патрулировал районы. По приказу центрального штаба со многими другими добровольцами летал на вертолетах, ловил мародеров, реквизировал оружие и арестовывал бандитов. Однако это продлилось недолго – связь с центром быстро прервалась, затем быстро опустел Красноярск. Только-только сформированное отделение СБР в Железногорске резко изменило последним директивам центра и принялось создавать надежный укрепленный периметр вместо работ по краю. Никто не знал, что делать и что будет дальше.

      В те дни Орех и множество других оперативников из бывшего МЧС и полиции вывозили с небольшой военной базы в Лесосибирске грузы с оружием и боеприпасами, которые растаскивали нашедшие их жители. К этому моменту уже появилась Служба быстрого реагирования – как первая попытка людей после краха огромного государства взять хоть что-то под контроль. СБР представляла из себя остатки МЧС, полиции, внутренних войск и просто напуганных людей, которые хотели выжить. Именно с последними были самые большие проблемы. Люди пытались защитить себя любым способом, в том числе и вооружившись. Это оружие нередко обращалось и против самих людей – в обстановке страха, нервов и злобы ружья, много лет висевшие на стенах, начинали стрелять.

      Властей как таковых уже не было, и полицейские, которые к тому моменту занимались в Лесосибирске организацией эвакуации, оказались в шатком положении. Пытаясь заслужить места в разрастающейся СБР, они изымали у жителей оружие и сдавали его инвентарной службе. Но, привыкшие за многие годы к тому, что их должны бояться и слушаться, они столкнулись с тем, что люди начали огрызаться, отказывались. Никто не хотел отдавать то, что могло спасти жизнь. Доходило до массовых драк и стрельбы. Бывшие полицейские пытались прибегать к привычным им методам – насилию и угрозам, но и жители стали поступать так же. Бойцы ОМОНа, привыкшие топтать людей по кивку властей, сами брались в кольцо и безжалостно избивались. Гражданских, замеченных в неповиновении, отлавливали и калечили. Не было ни правых,