Судья. Игорь Юрьевич Денисов

эти… это… короче, запахнись!

      Жанна всхлипнула всем телом. Ее тугие груди поднимались и опускались в такт дыханию.

      – Валерий Георгиевич…

      – Что Валерий Георгиевич? – Баринов встал над ней. Будь он повыше, показалось бы, что он хочет помочиться на Жанну. – Валерий Георгиевич, Жанночка, не вечный. Не бережете вы старика.

      – Извините, – прошелестела секретарша. Баринов присел на корточки. Протянул руку. Запахнул края блузки. Поднял пальцами ее испачканный кровью подбородок. Ее влажные глаза встретились с его колючими. Ресницы дрогнули.

      – Девочка, никогда, слышишь – ни-ког-да – не пытайся обмануть русского бизнесмена. Он сам обманет кого угодно.

      Баринов выпрямился.

      – Ты встречалась с Киселевым. Киселев – конкурент.

      – Нет… нет, – Жанна помотала головой.

      – Мне все про тебя известно. Ты была у них на вечеринке.

      – Валерий Георгиевич, это неправда…

      – Ты с ними трахалась! У нас есть фотка, где ты делаешь омлет генеральному директору. И хватит врать!

      Жанна всхлипнула.

      – Да ты не плачь, девочка, – Баринов взял у Вадика бейсбольную биту. Перехватил поудобнее. Он никогда не играл в бейсбол, но ощущение от биты ему понравилось

      – Все будет хорошо, – мягко сказал Баринов, поднимая орудие над головой.

      Жанна снова всхлипнула. Биты она не видела.

      – Валерий Георгиевич, я правда не виновата, – Жанна запрокинула голову, надеясь увидеть на его лице сочувствие.

      Вместо этого она увидела опускающуюся сверху круглую биту. Собственно, даже этого она не увидела. Если ты умираешь раньше, чем понимаешь, что тебя убило, считай, ничего и не видел.

      Баринов оттолкнулся от пола. Отъехал назад. Развернулся, успел упереться ножками в стену. Оттолкнулся. Кресло силой толчка вынесло на середину кабинета. Баринов остановился, тяжело дыша.

      Сейчас с секретаршей нет проблем. Ира – молодец.

      Его проблема – Точилин.

      Следак явился собственной персоной неделю назад. Сел в кресло напротив, важный и надутый, как голубь, обожравшийся крошек. Спрашивал про Нестерова.

      Баринов организовал кофе и бутерброды. Точилин ни к чему не притронулся. Баринов нервно ходил по кабинету.

      – Что я могу сказать, Александр Сергеич…

      – Что знаешь, то и скажи, – с улыбочкой сказал Точилин.

      – Да я не знаю ни хрена!

      Баринов действительно понятия не имел, кто кончил Нестерова. Это не мог быть он. И не Бубнов.

      Через три дня после смерти Вадима Бубнов позвонил ему, и осторожно поинтересовался: не имеет ли Валерий Георгиевич отношения к убийству? Баринов ответил, что имеет отношение к случившемуся менее, чем никакое.

      – Кто же тогда заказал его? – голос в трубке звучал задумчиво, словно Бубнов разговаривал сам с собой. – Я тоже ничего не знаю.

      Он помолчал.

      – Это может иметь отношение к грузовикам?

      Подумав, Баринов ответил:

      – Я не знаю. Но обязательно выясню,