Бумеранг на один бросок. Евгений Филенко

из гранита лицо… эта звериная пластика: при всей своей осязаемой массе он перемещался бесшумно, не так, как кошка (уж я-то знаю, сколько шума способна производить по ночам ординарная баскервильская кошка вроде Читралекхи!), а скорее как привидение… эта потрепанная, мешковатая куртка черного цвета и запиленные до белизны джинсы, смотревшиеся на нем круче любого смокинга… эти зловещие черные очки, мало сходные с обычными «мовидами», мобильными видеалами индивидуального пользования, которые носили и стар и млад… «Неужели это мой отец?» – подумал я с ужасом и восторгом, стоя позади мамы в тени веранды, но в этот момент он снял очки, и я понял, что он не мог быть моим отцом. У него обнаружились обычные зеленовато-серые глаза, и в их взгляде не было ничего тигриного, одна только мрачноватая ирония. И на скандинава он вовсе не походил.

      – Привет, Елена Прекрасная, – сказал он звучным голосом, неожиданно мелодичным, даже певучим, обращаясь к маме.

      Я едва не сел где стоял.

      Чего это он назвал мою маму «Еленой»?! Всю жизнь она была Анной, Анна Ивановна Морозова…

      Всю мою жизнь.

      Но ведь была у нее жизнь и до меня.

      – И тебе привет, Костик, – сказала мама.

      – А это… – начал он было, протягивая руку своей спутнице, следовавшей за ним в некотором отдалении.

      – Мы, кажется, знакомы, – сказала мама.

      – Да, я запамятовал, – смущенно проговорил он.

      Стоя на нижней ступеньке, он склонился и поцеловал мамину руку – это получилось у него легко, непринужденно и даже изящно. Должно быть, много практиковался.

      – Здравствуй, Леночка, – промолвила его спутница. Голос у нее был, что называется, грудной, немного в нос, и потому с особенными, мяукающими интонациями. Так могла бы разговаривать пантера Багира. – Как ты хороша в этом платье!

      – А ты никак не меняешься, Оленька, – слегка напряженно улыбнулась мама.

      Теперь все мое внимание было занято этой необыкновенной женщиной. Даже более необыкновенной, чем громила, которого мама с неуловимой нежностью назвала «Костиком».

      Во-первых, она была некрасивая. Нет, не так: все в ее лице было неправильно, необычно. Все было слишком: синие глаза на пол-лица посажены слишком близко и сверкали слишком ярко, нос слишком крупный, рот слишком большой, губы слишком толстые, скулы слишком широкие. И короткие пепельно-серебристые волосы, не светлые, как у мамы, а именно серебристые. Я даже вначале подумал, что она седая. И все это на фоне точно такого же буро-зеленого загара, как и у ее спутника. Сущая уродина!

      А во-вторых… Я уже говорил, что не встречал еще человека выше меня ростом. Сегодня этой смешной традиции был положен конец. Эта женщина была не просто выше меня. Она была намного выше. Подол ее легкого синего в горошек платья заканчивался там, где у мамы был поясок, и голые ноги-колонны тоже отливали старинной бронзой.

      Нужен был очень большой гравитр, чтобы вместить двух таких великанов.

      «Дылда, Жираф, – подумал я. – Если это все про меня, то как же