Возраст зрелости. Жан-Поль Сартр

от свежих тенистых внезапных мыслей, которые когда-то у него возникали с затаенной живостью рыбок. Он мог любить Марсель только в абсолютной трезвости: она была его трезвостью, его товарищем, свидетелем, советчиком и судьей.

      – Если бы я врал себе, – сказал он, – мне бы казалось, что одновременно я вру и тебе. Это было бы для меня невыносимо.

      – Да, – сказала Марсель.

      У нее был не очень убежденный вид.

      – Ты, кажется, думаешь иначе.

      – Да, – вяло подтвердила она.

      – Думаешь, я лгу?

      – Нет… но с тобой никогда нельзя быть до конца уверенной. Только знаешь, что я думаю? Что ты себя немного стерилизуешь. Я подумала об этом как раз сегодня. У тебя все так опрятно и чисто; пахнет стиркой, как будто бы тебя пропустили через стерилизатор. Но тебе недостает тени. В тебе не осталось ничего бесполезного, непроясненного, смутного. Слишком светло, слишком знойно. И не говори, что ты это делаешь для меня: ты потакаешь собственному пристрастию; у тебя вкус к самоанализу.

      Матье был смущен. Марсель часто бывала с ним жестковата; всегда настороже, немного агрессивна, немного недоверчива, и, если Матье с ней не соглашался, она это рассматривала как попытку над ней властвовать. Но сейчас был тот редкий случай, когда она явно хотела позлить его. И потом, эта фотография на кровати… Он с беспокойством разглядывал Марсель: время, когда она решится заговорить, еще не пришло.

      – Мне не очень-то интересно себя анализировать, – просто сказал он.

      – Верно, – согласилась Марсель, – но это не цель, это средство. Чтобы освободиться от себя самого; смотреть на себя, судить себя – вот твоя любимая повадка. Когда ты на себя смотришь, ты воображаешь, будто ты не то, на что смотришь, будто ты ничто. В глубине души это твой идеал: быть ничем.

      – Быть ничем, – медленно повторил Матье. – Нет. Это не то. Послушай, я… я хотел бы зависеть только от себя.

      – Да. Быть свободным. Абсолютно свободным. Вот он, твой порок.

      – Это не порок, – сказал Матье. – Это… А что ж, по-твоему, надо стремиться к другому?

      Он был раздражен: сто раз он объяснял все это Марсель, и она прекрасно знала, что он больше всего дорожит этим.

      – Если… если бы я не пытался примерить существование на себе, то оно казалось бы совершенно абсурдным.

      Марсель настаивала с насмешливым и упрямым видом:

      – Да, да… Не отрицай, это твой порок.

      Матье подумал: «Она действует мне на нервы, когда строит из себя этакую бяку». Но тут же опомнился и мягко сказал:

      – Это не порок, просто я такой, какой есть.

      – Почему же у других все иначе, если это не порок?

      – Они такие же, только не отдают себе в этом отчета.

      Смех Марсель осекся, в уголках губ появилась жесткая и угрюмая складка.

      – А у меня нет желания быть свободной, – сказала она.

      Матье посмотрел на ее склоненный затылок и почувствовал себя неловко: когда он был с ней, у него всегда возникали угрызения совести, нелепые, неотвязные угрызения. Он подумал, что никогда