Возраст зрелости. Жан-Поль Сартр

кровати, больше, чем обнаженная, – беззащитная, как большая китайская ваза, и было мучительно слушать, как она говорит низким голосом и пахнет острым звероватым запахом. Матье взял ее за плечи и притянул к себе.

      – Ты жалеешь о том времени?

      Марсель сухо ответила:

      – О том времени нет: я жалею о несостоявшейся жизни.

      Когда-то она была погружена в свои занятия химией, но болезнь прервала их. Матье подумал: «Такое впечатление, что она злится на меня». Он открыл было рот, чтобы спросить Марсель об этом, но увидел ее глаза и промолчал. Она разглядывала фотографию грустно и напряженно.

      – Я растолстела, да?

      – Да.

      Марсель пожала плечами и бросила фотографию на кровать. Матье подумал: «А ведь действительно жизнь у нее не сложилась». Он хотел поцеловать ее в щеку, но она, нервно усмехнувшись, мягко воспротивилась этому и сказала:

      – С тех пор прошло десять лет.

      Матье подумал: «Я ей ничего не даю». Он приходил к ней четырежды в неделю; он подробно рассказывал о своих делах, она давала ему советы серьезным и категоричным тоном и часто говорила: «Я живу чужой жизнью». Он спросил:

      – Что ты делала вчера? На улицу выходила?

      Марсель сделала усталый округлый жест.

      – Нет, я слишком утомилась. Немного почитала, но мама все время приставала с магазином.

      – А сегодня?

      – Сегодня выходила, – угрюмо сказала она. – Захотелось подышать свежим воздухом, потолкаться среди людей. Я дошла до улицы Гэтэ, чтобы развеяться; затем решила повидать Андре.

      – Ты была у нее?

      – Да, минут пять. Когда я вышла от нее, начался дождь, странный нынче июнь, и потом у людей были такие гнусные рожи… Я взяла такси и вернулась…

      Она вяло спросила:

      – А ты?

      Матье не хотелось распространяться. Он сказал:

      – Вчера пошел в лицей прочитать последние лекции. Обедал у Жака; как всегда, это было невыносимо скучно. Сегодня утром зашел в бухгалтерию – узнать, не могут ли мне дать аванс. Оказывается, это не положено. Тем не менее в Бовэ я обо всем договорился с управляющим. Потом я встречался с Ивиш.

      Марсель подняла брови и внимательно посмотрела на него. Матье не любил говорить с ней об Ивиш. Он добавил:

      – Она сейчас не в духе.

      – Это почему?

      Голос Марсель окреп, лицо ее приняло разумное мужское выражение; сейчас у нее был вид толстого левантинца. Он процедил сквозь зубы:

      – У нее переэкзаменовка.

      – Но ты мне говорил, что она занимается.

      – Да… на свой лад, то есть она часами сидит над книгой, не шевелясь, но ты ведь знаешь, какая она: у нее, как у душевнобольных, бывают приступы. В октябре она выучила по ботанике все, и экзаменатор был доволен, а потом она вдруг поняла, что сидит перед лысым типом, говорящим с ней о кишечнополостных. Ей это показалось смешным, она подумала: «Плевать я хотела на кишечнополостных», – и лысый не смог уже вытянуть из нее ни слова.

      – Странная барышня, – задумчиво сказала Марсель.

      – Во всяком случае, я боюсь,