Холодные берега. Сергей Лукьяненко

потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила. И тут уж… стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался, верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя… на рудники отправил. Все лучше, чем помирать. Так?

      – Не… не совсем…

      Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.

      – Перестань. – Я присел рядом и рукавом его же рубашки утер слякоть. – Нечего жалеть. Жизнь крутит-вертит, а Искупитель правду видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно… такое сокровище осталось, что мне и не снилось никогда.

      Марк тут же затих.

      – Да не буду я Слово пытать… Скажи лучше, что ты чуешь при этом?

      – Холод.

      – И все?

      – И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен найти. И находишь. Холодно только.

      – Понятно. Значит, все равно что жратву с ледника воровать. Ничего особенного.

      И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно сказал:

      – Вы смеетесь. Вы же смеетесь!

      – Да. А что, нельзя?

      Он неуверенно улыбнулся:

      – Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.

      – Знаешь, Марк, брось свое «вы». Я тебе не граф, да и ты мне не принц. Оба мы беглые каторжники – один молодой, другой старый. Договорились?

      Мальчик кивнул:

      – Ладно. Ты прав, вор Ильмар.

      – А ты молодец, бастард Марк, – вернул я любезность. – Дворцов, может, и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?

      – Кое-что.

      – Например?

      – Фехтовать. Стрелять.

      Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?

      – Из пулевика?

      – Да.

      – Тебя и впрямь в наследники готовили, – признал я. – Что ж, полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?

      Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:

      – Не знаю. Может быть.

      – Это плохо. – Я покачал головой. – Пока точно не узнаешь, считай, что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого и за неделю не помер – значит, не в счет. Если не убил, а дал помереть… ну, вот если бы я тебя на улице страже бросил, – так тоже не в счет. Это судьба. Но если точно не знаешь – считай, что убил. Так спокойнее.

      – Я знаю.

      – Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?

      Марк промолчал.

      – Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не придирешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает. Русский ты знаешь – слыхал, как ты с кузнецом говорил. По-галльски говоришь?

      – Oui.

      – Иберийский, германский?

      – Si, claro. Ich spreche.

      – Небось еще языки знаешь? – предположил я. – А?

      Мальчишка кивнул. И в глазах у него мелькнула легкая гордость.

      – Уже много, – похвалил я. – Вырастешь, так сможешь переводчиком работать. Хорошие деньги, особенно если к аристократу в прислугу устроиться…

      Вот, опять. На этот раз он заплакал. Молча, но по-настоящему. И впрямь, чем я его обрадовать вздумал? Что