Нечаянный Роман. Надежда Семенова

сделай уже с ним что-нибудь! – Ася в сердцах швырнула на диван охапку мягких игрушек.

      Малиновая подушка-думка в форме распластанного бегемота выпучила бессмысленные пластмассовые глаза.

      Наталья подошла к кричащему Сереже и остановилась в нерешительности. Малыш сидел на высоком стуле и извивался всем телом. Он плакал и бил себя ладошками по ушам.

      – Что с ним? – закричала Ася. – Почему он так делает?

      По ее ненакрашенному лицу потекли слезы. Огромные бледные губы скривились от плача, показалось, что рыдает резиновая лягушка. И голос у нее был такой же, резкий и квакающий.

      – Сама родила, сама и разбирайся, – пробурчала Наталья.

      – Я не могу-у-у, – Ася зарыдала еще больше, – он тебя лучше слушается.

      Наталья закрыла ладони ушами, подошла к дивану и взяла с него малинового бегемота.

      – А кто у нас тут плачет? – загулила она, раздражаясь квохчущими интонациями собственного голоса. – Серёня? Маленький Лалик? А кому дать бегемота? Смотри, какие круглые у бегемота глазки. И темные, и круглые. И рот как у Лалика, большо-о-ой!

      Малыш перестал стучать себя по ушам и снизил плач на пару децибел.

      Наталья помахала короткой малиновой бегемотовой лапкой.

      – Здравствуй, Сережа, – сказала она басом. Малыш перестал плакать и удивленно посмотрел на игрушку.

      Ася с облегчением рухнула на диван:

      – Все жилы вымотал.

      Наталья почувствовала, как в горле заклокотала, запросилась наружу одна из любимых отцовских фраз: «Жизнь прожить – не поле перейти».

      – Ловко ты с ним, – сказала Ася, – у меня так не получается.

      – Ты не стараешься.

      – Стараться – это по твоей части, – усмехнулась Ася.

      Сережа положил бегемота на столик и принялся облизывать ему глаз. Второй глаз бегемота стал казаться еще более круглым и выпученным.

      – Газик, – сказал Сережа и ткнул в него пальцем.

      – Глазик, – машинально поправила Наталья, – у бегемота два глазика. Сколько у бегемота глаз?

      – Кока? – заинтересовался Сережа.

      – Два, – сказала Наталья, – два глаза. Где у Сережи глазки?

      – От они, – с готовностью доложил малыш и положил на веко пальчик. Удивленно заморгал густыми ресницами карий, цвета крепкого чая глаз.

      Ася поморщилась:

      – Почти два, а говорить до сих пор не может. Тятька говорил, я в два болтала как заведенная.

      – С ним надо заниматься, – сказала Наталья, – разговаривать.

      – Ты чё, не слушаешь меня совсем? Я понять не могу, что он там лепечет. – Ася тяжело вздохнула и наморщила лоб: – И вот еще чего. Не называй Серёньку Лаликом. Дурацкое имя, тем более для мужика. Знаю я, откуда ноги растут. Кубинцы Эдика так называли, особенно эта – Сильвия. Лали – то, Лали – сё, а сама сиськами об него трется. Сука.

      – Фука, – повторил Сережа, мусоля во рту бегемотово ухо.

      – Иди в баню, – отозвалась Ася, – вот ведь засранец! Я ему Барто купила, целый вечер ему читала, а он и ухом не повел. Сидит в углу и машинкой «бзинь-бзинь»,