Символ веры. Леонид Шувалов

ен!

      – Где? – недовольно пробурчал Никишка.

      А Манечка при этих словах встрепенулась и выглянула из саней, но тут же, узнав Озиридова, отпрянула.

      Никишка вспомнил Чуйский тракт, крытый двор кержака Евсеева, направленный на него ствол револьвера, дележ денег, вырученных от продажи федуловского чая… Вспомнил и не захотелось ему встречаться с присяжным поверенным.

      – Ну его, подлюку, к шутам! – с обидой бросил он. – Едем!

      – Правда, Лешенька, зачем он тебе нужен? Поедем, поедем скорей! – бойко подхватила Манечка.

      Лешка высморкался в снег, тыльной стороной ладони утер свернутый набок нос и, сойдя с саней, лениво направился к Железнодорожному собранию.

      Ромуальд Иннокентьевич, нервно затягиваясь папиросой, увидев перед собой ухмыляющуюся физиономию Зыкова, остолбенел. Наслаждаясь его растерянностью, Лешка, осклабившись, пропел:

      – Здрась-те-е! – и, заметив, как Озиридов стрельнул глазами в сторону городовых, дурашливо развел руками: – Не извольте беспокоиться, господин пристяжный. Мы же не злодеи какие. Честные торговцы, у кого хошь спросите. Хошь у энтого архангела, ен завсегда мясцо в нашей лавке берет, не жалеем для служивых лучшего куска! Так что вы не сумлевайтесь. И вообще, кто старое помянет, тому глаз вон.

      Все еще настороженно Озиридов проговорил:

      – Ну, здравствуй, Алексей Зыков…

      Лешка хитро прищурился:

      – Вроде вы на сицилиста не похожи, а тоже оттедова… Ишь как славно поют…

      Лицо Ромуальда Иннокентьевича, еще не забывшего обидных выражений и выкриков, невольно скривилось.

      – Марсельеза, – почти не шевеля губами, отозвался он.

      – Стало быть, вы энтих бузотеров не шибко уважаете! – почтительно констатировал Зыков, помолчал и, оживившись от пришедшей в голову идеи, предложил: – Можа, тады нам кумпанию составите? Гуляем мы сегодня с брательником. Уважьте, господин пристяжный!

      Озиридов представил себя в компании с братьями Зыковыми… Здорово получается: присяжный поверенный и разгулявшиеся убийцы! Но неожиданно для себя самого он вдруг рассмеялся:

      – А что, уважу! – и решительно сбив шапку на затылок, с обреченной веселостью выдохнул: – Гульнем!

      – Вот енто по-нашенски! – обрадованно воскликнул Зыков. – Ты не боись, не забидем. Мы с Никишкой ноне смирные! Как-никак, свое дело имеем!

      Манечка, увидев, что Озиридов приближается к саням, забилась под полость, спрятала лицо в пушистый воротник. А когда Лешка и Озиридов ухнулись рядом, вовсе отвернулась.

      – Гони! – рявкнул на извозчика Никишка.

      Обожженные кнутом кони рванули с места. Лешка не удержался и повалился на Манечку с веселым криком:

      – Погуляем, Манюня!

      У ресторана на Миллионной сани замерли.

      Озиридов выбрался вслед за братьями, машинально подал руку женщине. Она замешкалась, воротник открыл лицо, и Ромуальд Иннокентьевич, увидев ее зеленые, испуганные, но тотчас же ставшие нахальными и насмешливыми, чуточку