Символ веры. Леонид Шувалов

огляделись по сторонам. Вокруг чернела тайга. Привязав к ногам снегоступы, оба, прислушиваясь, осторожно пошли вдоль забора.

      – Кажись, сюда падал, – Яшка остановился под старой сухой сосной. – Не видать?

      – Можа, не сюда? – вопросом ответил Анисим, вглядываясь в нетронутый снег.

      – Сюда, – теряя уверенность, пожал плечами Комарин.

      Слабый стон над самой головой заставил Анисима вздрогнуть. Яшка тоже изменился в лице.

      – Почекай! – тихо и испуганно позвал он.

      Прямо над ними, проткнутый насквозь острым суком, впившись скрюченными пальцами в голый, давно потерявший кору ствол, висел Почекай. Сук вошел ему в живот, разворотил внутренности и, сломав ребро, торчал из спины, вызывая чувство дикой и страшной неуместности.

      Сознание вернулось к Почекаю, и он в надежде ослабить чудовищную боль, еще теснее прильнул к старой сосне. Хрустнув зубами, опустил голову, увидел Комарина и Белова.

      – Сухари возьмите… – просипел он, едва шевеля окрашенными кровяной пеной губами.

      Анисим и Яшка не могли сдвинуться с места и не мигая смотрели. Как пальцы правой руки Почекая разжались, обвисла и поползла с плеча лямка котомки, как, собрав остатки сил, Почекай дернулся и сбросил котомку к ногам приятелей.

      Анисим рванулся было к дереву, но хрип Почекая остановил его:

      – Помер я, хлопцы…

      По лицу Почекая скользнула странная судорога, и почти сразу приняло оно спокойный, даже умиротворенный вид.

      – Кончился Микола, – снял Яшка шапку.

      Белов потянул с головы свою.

      Подобрав котомку Почекая, Комарин шепнул:

      – Идем…

      – Похоронить бы… – прошептал Анисим, сам понимая несбыточность своего желания.

      – Оставь, – дернул его Комарин. – Вишь, правду говорил о себе Почекай. Невезучий он. Вот опять не повезло.

      – Как сказать, – оглядываясь, но уже устремляясь за Комариным, прошептал Белов. – Может, это нам не повезло…

      – Крестись, дурак! – оборвал его Комарин и вышел вперед, начиная торить тропу.

6

      После ареста Николая Илюхина, занимавшегося доставкой партийной литературы из Томска в Новониколаевск, это дело было поручено Петру Белову.

      Приехав в губернский центр семнадцатого января, он поздним вечером постучал в дверь явочной квартиры, находившейся в старом одноэтажном доме с высоко расположенными маленькими окнами и завалинкой чуть ли не в человеческий рост. Дом стоял неподалеку от приземистого Благовещенского собора, и частые гости не привлекали к себе внимания. Целыми днями у паперти собора толкались приезжие, и подпольщики приходили и уходили, оставаясь незамеченными.

      К двери долго не подходили. Петр постучал еще раз. Обернувшись, оглядел освещенную слабым светом торчащего на углу церковной ограды фонаря заснеженную площадь, которая хорошо просматривалась из темноты. Площадь была пуста.

      Наконец из-за двери раздался встревоженный женский голос:

      – Кто там?

      – Я бы хотел видеть Василия Кузьмича, –