Символ веры. Леонид Шувалов

удивился, выслушал, почесал голову:

      – Вот энто да! Сам этакое придумал?

      – А то как! – не без гордости отозвался Яшка. – Кумекал.

      – То-то я и гляжу… – Пистон нахмурился, будто вдруг засомневавшись, переспросил: – Точно сам придумал?

      – Вот те крест!

      – Ишь ты, – в голосе Пистона было слышно уважение. – Который год сижу, отседова еще никто не сорвался… Тайга. Загибните али волна[1] настигнет.

      Яшка нетерпеливо спросил:

      – Так поможешь?

      – Ты, Комар, не зуди… – почесал грудь Пистон. – Энто дело прокумекать надоть. Тут же такая раструска[2] пойдет, как вас хватятся…

      – Дык, следов-то не останется… – сдавленно гоготнул Яшка и повторил, вглядываясь в темноте в лицо Пистона: – Поможешь?

      – Когда собрались? – помолчав, обронил Пистон.

      – Завтра, – выдохнул Яшка.

      – Лады, перетолкую с мазуриками… Иди, не мешай, – переворачиваясь на бок, пробурчал Пистон. – Я тут маменьку, покойницу, во сне увидал…

      Комарин знал, что на слово Пистона можно положиться, и, добравшись до своих нар, моментально забылся.

      На другую ночь, лишь только арестанты угомонились и из-за ближней сопки выполз молочный серп месяца, вдоль бревенчатой стены барака скользнуло несколько теней. Выглянув из-за угла, Пистон всмотрелся в прикорнувшего на вышке солдата в огромном тулупе, обернулся, подал знак. Заключенные гуськом перебежали к тонкой, одиноко стоящей саженях в четырех от высокого забора, сосне.

      Яшка проворно обхватил ствол и, ловко перебирая кривыми ногами, взобрался на самую макушку, закачавшуюся под его тяжестью. Поймал брошенную Пистоном веревку, обвязал вокруг дерева, подергал, проверяя, выдержит ли. Перекрестился и махнул рукой.

      Анисим, Почекай и Пистон с приятелями молча, продолжая коситься на вышку, потянули за веревку. Верхушка сосны медленно, словно нехотя, изогнулась в напряженную дугу, замерла, удерживая усилиями сцепивших зубы людей. Они видели, как Яшка осторожно уперся ногами в почти лишенный веток, выгнувшийся горизонтально ствол, приподнялся, напоминая в эту минуту взъяренного и испуганного кота, как впились его пальцы в обломленные ветром сучья.

      Комарин коротко, едва слышно свистнул.

      Каторжники в нерешительности переглянулись. Пистон свирепо завращал глазами, прошипел:

      – Как махну, отпущай! Током разом, а то не перелетит!

      Все смотрели на темнеющие невдалеке высокие заостренные бревна острожного забора. Поежились, будто морозом вдруг пахнуло на них.

      Пистон рубанул воздух ладонью.

      Скользнув, веревка ожгла ладони.

      Сосна со стоном распрямилась и, подобно камнеметной машине, швырнула Яшку в небо.

      Распластавшись спинами по стене барака, арестанты тревожно уставились на вышку, но фигура дремавшего часового оставалась неподвижной. И только потом арестанты перевели взгляды на слабо покачивающуюся верхушку дерева.

      Из-за забора, словно из другого мира, донесся тихий свист.

      Пистон восхищенно осклабился:

      – Во

1

Погоня – (жаргон).

2

Тревога – (жаргон).