Жизнь, которую мы потеряли. Аллен Эскенс

ко мне. Я убрал с кофейного столика свой рюкзак, записи и газетные статьи.

      – Мы пока еще не дошли до этого пункта, – сказал я. – Он только рассказал мне, что вырос в южной части Сент-Пола и был единственным ребенком в семье. Хм… давай посмотрим… Его отец управлял магазином скобяных товаров, а мать… – я порылся в памяти, – работала в кулинарии в деловом центре Сент-Пола.

      – Неужели ты веришь ему на слово и будешь записывать все, что он пожелает тебе рассказать? – Лайла поставила бокалы на стол рядом с тарелками.

      – Мне также придется найти парочку дополнительных источников информации, – заявил я, возвращаясь на кухню. – Но когда речь зайдет о том, что он совершил…

      – А под «тем, что он совершил» ты подразумеваешь изнасилование и убийство четырнадцатилетней девушки с последующим сожжением ее тела, – добавила Лайла.

      – Ага… оно самое. Тут у меня нет других источников. Придется написать то, что он скажет.

      – Значит, он может навешать тебе лапши на уши и ты все это запишешь?

      – Его время практически вышло. С чего бы ему врать?

      – С чего бы ему врать? – В голосе Лайлы я услышал откровенный скепсис; она стояла у кухонного прилавка, упершись растопыренными пальцами в пластиковую столешницу. – Поставь себя на его место. Он насилует несчастную девушку, убивает ее, потом сидит какое-то время в тюрьме, уверяя сокамерников, тюремных надзирателей, адвоката – короче, любого, кто готов его выслушать, что он невиновен. А теперь он уже одной ногой в могиле. Неужели ты действительно думаешь, будто он признается, что убил эту девушку?

      – Но он умирает. – Я метнул очередную макаронину в сторону дверцы холодильника, и она прилипла.

      – Что подтверждает мою точку зрения. Не твою, – произнесла Лайла с видом опытного участника дебатов. – Он подталкивает тебя к написанию этой статейки…

      – Биографии.

      – Без разницы. И в университете появится письменный доклад, где он будет представлен как жертва.

      – Он хочет сделать предсмертное заявление. – Я переложил спагетти в дуршлаг, чтобы промыть.

      – Не поняла. Что он хочет сделать?

      – Предсмертное заявление… Он так это называет. Это заявление, содержащее чистую правду, потому что человек не хочет умирать с ложью на устах.

      – А умирать с таким грузом, как убийство, за плечами? Ты разве не видишь в этом своеобразную иронию?

      – Это разные вещи, – ответил я.

      Хотя прямо сейчас я не мог объяснить, почему это разные вещи. Мне было не пробиться сквозь ее логику. Каждый поворот кончался заблокированной дорогой, поэтому в знак признания своего поражения я принес на кофейный столик спагетти и разложил их по тарелкам. Захватив сковородку с соусом маринара, Лайла присоединилась ко мне. Она начала выкладывать соус, но внезапно остановилась, ухмыльнувшись, как Гринч – похититель Рождества.

      – Ой, у меня идея, – сказала она.

      – Я даже боюсь спросить какая.

      – Его осудило жюри присяжных, да?

      – Угу.

      – А